– Лихо… А если бы я жил не в гостинице?
– Может, это продолжалось бы чуть дольше – билеты пришли бы на твоё почтовое отделение и были бы доставлены так же, как любая телеграмма.
– А подделка?
– Нереально: там есть электронная подпись, которая позволит установить, тот ли это документ, что выдала система. Если нет – будет разбирательство, и найти виновного, поверь, проще простого…
– Я даже… немного жалею, что родилась и выросла не здесь…- Как-то несмело взглянув на меня, тихо сказала Лидочка.- Хотя и понимаю, что исправить это уже не удастся – ни речки, ни поля, ни луга, ни рощицы – сколь бы ни были они похожи, всё равно не заменят мне тех, среди которых я росла… Единственное, на что можно надеяться – так это на шизы Торри: вдруг он решит посылать тебя… нас… сюда каждый год?
– Будем надеяться.- Подыграл ей я. Хотя и прекрасно понимал, что надеяться на это совершенно бессмысленно: Торри выжал из ункарской темы всё, что мог, и теперь рыскал по свету, выискивая что-нибудь ещё более загадочное, более экзотическое… Ункария его больше не интересовала. Как класс. Удивляла – безусловно, да. Озадачивала – быть может. Но – не настолько, чтобы тратить деньги на содержание собственного корреспондента в течение ещё одного года. Таким образом, этот праздник души должен был для нас скоро кончится. Впереди были привычные будни. Что ж – нам не привыкать…
Но жизнь в Ункарии текла по-прежнему, вне всякой зависимости от моего состояния и от интереса к ней господина Скрента. Так же продолжались вечеринки у Абара, время от времени выплёскивающие на поверхность очередного незаслуженно забытого обществом гения или очередную невероятную идею. Я же пользовался ими, в основном, для того, чтобы писать свои записки с натуры. Там было немало интересных личностей, но, признаться – больше всех меня интересовал сам ункарский президент: я, уже даже сердцем давно приняв это явление, как факт, согласившись с глазами, видевшими очевидное, умом всё же так и не смог понять, как такой человек может среди людей пробиться к власти – да ещё в относительно спокойное время. Но это был факт – и это обескураживало. Я не могу осознать весь спектр чувств, которые манили, влекли меня к нему – но, несомненно, какая-то тень неверия в возможность происходящего была не самой незаметной из них. Поэтому, когда его тянуло на излияния, я не только охотно выслушивал их, но и старался, по возможности, записать на плёнку – даже тайком от Абара. Было ли это порядочно? Сложный вопрос. Догадывался ли он об этом? Не знаю. Но – благодаря этому я восстанавливал потом многие беседы с ним – даже те, которые не мог толком запомнить, будучи, скажем так, в не совсем трезвом виде. Вот и сейчас – мы сидели у камина в его гостинной – и я, кивая головой в такт словам собеседника, благодарил Всевышнего за то, что он надоумил меня сегодня не только прихватить с собой диктофон, но и спрятать его на поясе, в чехле от мобильника. Гадкие все-таки люди – эти журналисты… А что делать?
– Ты знаешь… После происшедшего тогда, в монастыре, я долго думал.- Неспешно, поигрывая бокалом, размышлял Абар.- Я пытался понять, как можно построить систему, не управляя ею. И, кажется, понял.- Я поднял на Абара вопросительный взгляд.- Понимаешь… Начиная с какого-то уровня… Ты уже не можешь… не имеешь права… издавать распоряжения… отдавать прямые приказы… Ты должен просто подбирать людей – активных людей, которым либо просто нужно то же, что и тебе, и стране; либо… Либо – тех, кто, реализуя то, что нужно им самим, вынужден будет попутно реализовать и то, что нужно тебе. Ты можешь – и должен, конечно – наблюдать за ними… Неявно, разумеется – чтобы ненароком не оскорбить их недоверием… Ты должен анализировать их слова, действия, поступки, прогнозировать последствия… И… Именно в этом и заключается, похоже, теперь твоя деятельность: ты перешёл на следующий уровень, ты уже не командир. Ты даже не командир командира – у тебя в руках уже много, слишком много нитей – и это хорошо, если ты умеешь ими пользоваться; но все они – тончайшие, и могут рваться при неосторожных движениях. И ты начинаешь понимать, постигать… Этот… совершенно иной принцип… или метод… управления, именуемый высшей политикой… И, знаешь…- неожиданно обернулся ко мне он,- этот… единственно верный для подобных уровней принцип… Боюсь, что Алл усвоил раньше меня. И – глубже меня. Он во многом действует правильно – единственно правильно. А я – ловлю себя на мысли, что лишь потом, когда он что-то уже доделал, я только начинаю его понимать. И я понял две вещи… Первая – что… потом, спустя века – помнить будут его, не меня. Я – кто? Что я сделал такого, чтобы войти в Историю?
– Ну, зачем так…- поморщился я.- Все мы прекрасно помним, как боялись… и сколько времени боялись верить в такое чудо…
– И запомнили, в основном, этот свой страх.- Усмехнулся куда-то вбок Абар.- А то, что мне удалось сейчас заложить – скажется ещё нескоро. Настолько нескоро, что большинство даже никак не свяжет это с моим именем. Но не это меня смущает…- Как-то задумчиво вздохнул он. "А что же"? – Одними глазами спросил я.- Видишь ли, Анри… Я ведь не вечен. Не только в физическом, но и в политическом смысле.- С какой-то непонятной мне обречённостью заметил президент. И… Чует моё сердце, что лет пять если я и протяну – то и хвала Аллаху. А дальше… Народу нужен лидер. Точнее – той толпе, которая только-только стала становиться народом, но в один миг может снова сделаться снова толпой… Нужен броский лидер. Имеющий солидный политический капитал. Толпе нужен идол. Кудесник. Чудотворец.
– Пока он видит это в Вас. По-моему.- Усмехнулся я.
– Пока – да. Да и то – лишь в какой-то степени.- Возразил Абар.- А что будет через десять дет? Через двадцать? Если я и на пять лет загадывать боюсь…- Я молчал.- Сдаётся мне, что надо искать преемника, Анри. Такого преемника, чьи дела и помыслы не только не уступали бы моим по грандиозности, но превосходили бы их. И, что, быть может, даже чуток более важно – чтобы они были на_ _виду. Понимаешь? Народ должен знать своих героев. Верить им. Но он пока не хочет что-либо ради этого предпринимать. И, пока не научится – будет обманут неоднократно самыми разными проходимцами. Я… Я понимаю, Анри, что своими действиями оттягиваю, быть может, момент, когда народ научится делать это самостоятельно… Я показываю им…- Он внимательно взглянул на меня,- Аллен Сена, как Нового Героя. Я сам готовлю того, кто свергнет меня на первых же выборах. Иное – не имеет смысла: если я не сделаю этого сам, то это сделают иные, сегодня ещё, быть может, совершенно неведомые мне, силы. И – видит Бог, вряд ли то, что они сделают, будет лучше. Для страны, для народа, для меня…
– Аллен Сен?- Я вопросительно посмотрел на него. Абар кивнул:
– Именно он, если не сделает какой-то глупой, нелепой ошибки, и войдёт в историю. Не потому, что лучше – хотя я и говорил, что в чём-то он пусть и лучше меня – народ этого не знает. Но потому, что он, его деятельность – на виду. Он – кудесник. Поэтому на первых же выборах, где мы станем соперниками, он станет первым: его чудо понимают и видят все.
– Вы… Говорили с ним об этом?- Абар кивнул:
– И он всё прекрасно понимает, как оказалось. Единственное, о чём он меня попросил…
– О чём?
– Чтобы я, сколько мог, оттягивал выборы. Давая ему возможность как можно больше закончить из того, чем ему заниматься после выборов уже не будет ни времени, ни желания, ни сил.
– А… Что будете делать… тогда, потом… Вы?
– Я найду, чем заняться.- Улыбнулся Абар.- Я слишком много раскрутил уже всего, за чем ещё долго нужен будет глаз да глаз. Но, думаю… Что больше всего меня привлекает… подготовка смены. Да, Анри – именно подготовка тех, кто придёт на смену Аллен Сену, когда толпе приестся и он. Толпа ещё не скоро станет народом, Анри. Это – долгое и трудное дело. Кропотливое. А сорваться всё это может в один момент… Понимаешь, Анри… Я раскрутил одно из колёс Истории. Оно уже крутится, и довольно быстро, отвлекая на себя часть потока. Но… весьма значительная её часть ещё принадлежит другим потокам. И… в какой-то момент… моё колесо могут остановить, сломать… или – повернуть вспять… те силы, которые крутят другие колёса. Я должен успеть. Если мне дорого то, что я создал – то, безусловно, я должен успеть.