– Не могу. Кризис, понимаешь? Не могу быть самым умным, самым предусмотрительным… Не могу учитывать всё! Не хочу. Устал. Почему я должен понимать всех – и никто не хочет понимать меня?
– Хм… Интересно – а я сейчас зачем здесь стою?- Недоумённо, как бы про себя, буркнул Джакус.
– Да, действительно?- Развеселился вдруг президент.- Народ там делом занят, девушек успокаивает…
– Уймись, старина…- Джакус намеренно, похоже, плевал на фамильярность, будто бы поощряемый подобным же отношением к ней президента.- Ты ж знаешь, что неправ… Хотя и вряд ли тебе это можно поставить в вину… Но последствия разгребать надо – так же, как надо отвезти в больницу придурка, который вдруг метнулся к тебе под колёса. Так ведь?
– Так, так…- Вздохнул монарх.- И где вы только взялись все на мою голову – такие умные, а?
– Хотел бы побыть один?- Язвительно спросил журналист.
– Да, какое-то время. Но – недолго.- Уже, видимо, почти успокоившись, попытался пошутить Абар.- До следующего сборища.
– Понял, уходим.- Усмехнулся Джакус и, сгребя меня в охапку, выдвинул перед собой из помещения.
…Карой что-то шептал прильнувшей к его плечу Ините – похоже, уже просто обессилевшей от рыданий. В углу на стуле мрачно сидел Алкой. Повинуясь выразительному взгляду Кароя, мы с Джакусом тихонько выскользнули из приёмной, чтобы дождаться его в вестибюле.
Первыми показались Инита и Алкой – парень вёл девушку, обняв за плечи. Оба явно никого вокруг не видели и видеть не желали. На лицах были следы скорби и опустошения, но некоторая недоверчивая умиротворённость уже, казалось, осторожно касалась их…
– Ну что – не было бы счастья?- Насмешливо спросил Джакус подошедшего Кароя.
– И не говори…- Криво усмехнулся тот.- Хотя – пень его знает, чем оно обернётся… Им бы ещё с пару недель перебродить надо было, дозреть… А так – всё слишком быстро. Могут быть проблемы.
– Да вроде ж не дети уже…- Вздохнул Джакус.
– А проблемы эти – что, только у детей бывают?- Ухмыльнулся Карой.- Я – так до сих пор не могу предсказать, что моя благоверная выкинуть может…
– И не говори, курилка…- Весело посочувствовал ему приятель.- Женщины – штука загадочная… До невозможности.
– Да ладно тебе…- Отмахнулся де Лю.- Как там Глыба – не растрескалась?
– Глыбой мы обозвали промеж собой Анас-Бара,- видя моё изумление, страшным шёпотом, слышимым, казалось, во всех отдалённых уголках просторного помещения, зашептал мне в ухо Джакус.- Но это,- он подчёркнуто поднял вверх палец,- большой, большой секрет…- Я понимающе улыбнулся.
– Глыба едва не растрескалась.- Сделав ударение на слове "едва", ответил Джакус Карою.- Но я приложил все усилия…
– Ну, надеюсь – Наита с ним справится…- Вздохнул, перебив приятеля, Карой.
– Он хотел, чтоб его поняли…- Сделав ударение в слове "поняли" на втором слоге, произнёс Джакус.
– Все хотят…- Мрачно усмехнулся Карой.- Да не у всех получается… Ладно, пошли. Предоставим это ближним.
– Пошли.- Согласился Джакус.- Хотя не всегда именно ближние способны понять – так, как надо. И – не всегда человеку хочется, чтобы его поняли именно ближние…- Продолжал философствовать он. Но Карой, не слушая его, пошёл ловить машину. А я стоял и думал: как всё-таки непросто бывает это порой – понять человека… И – как это бывает иногда необходимо. Жизненно необходимо. И – не только ему.
Глава 6 Доверие.
Доверие к Абару постепенно росло. Странно, но – казалось – практически у всех. Особенно – после назначения Алкоя главой СГБ. Многие, прослышав о предыстории этого события, сделали выводы в пользу президента. Многие удовлетворились ползущими слухами о том, что в качестве "первого государственного задания" новому главе СГБ Абар предложил поиск и возвращение на родину "денег госворов" – то есть средств, так или иначе уведённых из страны лицами, состоящими на государственной службе – в виде взяток, "откатов", "подарков" и так далее. Абара интересовала их движимая и недвижимая собственность – как здесь, так и за границей; суммы их счетов во всех банках планеты, даты приобретения собственности и даты пополнения счетов. Признаться, это интересовало многих… Вздохнувших с облегчением, когда слухи об этом задании достигли их ушей.
Отношения Алкоя с Инитой пока окончательно не определились, но она уже не боялась показать ему свою слабость или высказать опасения о том, "что станут судачить" люди об их отношениях… Он, как-то нежно улыбаясь, успокаивал. Это вселяло надежду – надежду на то, что ещё один "росток" поднимется, чтобы когда-то, после цветения, принести плоды.
Как-то так сложилось, что у Абара будто бы совсем не осталось противников. Или они пока затаились до срока – то ли пытаясь разобраться, что им делать, то ли – придумывая, как? Но – общая тенденция развития общественного мнения шла от осторожных попыток поверить ко всё большей и массовой доверчивости. Странно было наблюдать подобное в обществе, пережившем, как минимум, три-четыре культа личности только за последнее столетие… Надо сказать, что невольно поддавался общему настроению и я. И, поддаваясь, начал понемногу сообщать Торри всё более и более оптимистичные прогнозы в отношении дальнейшего развития событий в Ункарии. Хотя – с точки зрения целей моей командировки их следовало бы называть пессимистичными… Торри пока молчал. Может, просто выжидал – как большинство ункарских политиков, а может – всего лишь не спешил высказывать своё негодование по поводу невыполнения мной "целей и задач" командировки. Пытаясь разрешить эту дилемму, я пробовал получить нужные сведения у Лидочки – но попытки эти совсем не увенчались успехом: с одной стороны, кроме воздыхательно-мечтательного произношения моего имени мне толком ничего добиться от неё так и не удалось, с другой… мне почему-то всё меньше и меньше хотелось беседовать с ней о делах. Чушь… Неужели она мне настолько небезразлична? О, женщины, женщины… Скольких вы вдохновили, но…
…Обсудить эту проблему я пробовал в кругу своих новых… приятелей. Хотел сказать "друзей" – но осёкся: друзьями я смогу их, пожалуй, назвать гораздо позже. Где-то ближе к отъезду. Пока же это были просто приятели – неглупые, приятные мужики, от которых почему-то не ждёшь каких-либо экзотических гадостей. Надо сказать, что мне относительно везло в жизни на подобную публику: как бы ни крутилась судьба, сколько бы гадостей ни сваливалось на меня – всегда находился рядом кто-то, кто – когда добрым словом, а когда и многозначительной или просто доброй улыбкой – в последний момент вытаскивал меня из этой ямы, в которую я уже готов был в отчаянии свалиться. "Никогда не отчаивайся" – ухмыляясь, вспоминал я тогда надпись на стене какого-то из восточных храмов. Фотография этой стены стояла на столе у моей матери, когда та была ещё жива. Потом, в неразберихе похорон, я так и не понял, куда она делась – но надпись эта запомнилась мне надолго. Может быть – на всю жизнь.
Приятели отнеслись к проблеме неоднозначно: Карой Де Лю – смуглый красивый парень, представляющий собой, казалось, помесь араба с европейцем, только уклончиво да многозначительно улыбнулся в ответ, когда однажды вечером, после рюмки коньяку и чашки кофе, я затронул эту тему.
– Брось, парень!- Хмыкнул Алозан.- Она вырвет тебе сердце, положит в миксер и нажмёт кнопку!- Но никто его особо не поддержал – все лишь заулыбались в ответ.
– Женщины – сложные существа…- Вздохнул, будто предугадывая или предчувствуя будущие события, громадный верзила Джакус, напоминавший мне своими повадками и габаритами инопланетянина Muzzy из знакомого с детства мультфильма.- Слишком часто они могут легко растоптать тот букет, который им готовятся преподнести…
– Ничего, я не злопамятный: отомщу и забуду.- Будто защищаясь от самой идеи, допускающей подобное со стороны Лидочки, ухмыльнулся я.
– Мстительность – черта более женская, чем мужская…- Задумчиво возразил Muzzy.- А мне сдаётся, парень, что ты – более мужик, чем баба…- Испытующе взглянув на меня, добавил он.
– Есть тут ещё и такая проблема…- Задумчиво глядя в потолок, протянул Алозан.- Дело в том, что женщина… всегда права.- Я только улыбнулся в ответ.- А если она неправа,- взглянув на меня и по-своему, видимо, оценив мою улыбку, заметил Алозан,- то тебе придётся извиниться и замолчать.- Я лишь обречённо развёл руками в ответ. Алозан, видя, что слова его не достигли цели, лишь обречённо махнул рукой: пропадай, мол – что с тебя взять.