— Акила, ты что, глухой? Что, скажешь, я должен у дверей караулить? — Шнырик вскочил, посмотрел сквозь разрисованное морозом стекло во двор. Там было темным-темно. Поселок словно вымер: ничто не нарушало ночной тишины.
— Думаешь, нас тут найдут? — чиркнув спичкой, спросил Карандаш.
— Не должны,— голос Шнырика дрогнул.— Я ключ у отца не брал. Свой еще летом сделал. А если найдут, мы все равно не откроем, через погреб в сад вылезем.
Шнырик скользнул влево, где чернела дверь на кухню, грохнул крышкой люка.
— Надо к дверям шкаф придвинуть. Акила, что ты разлегся, вставай.
Акила шевельнулся на коврике—делать нечего, придется вставать... Сел по-турецки, тупо посмотрел на оплывший огарок свечи.
Теперь он уже не понимал, отчего согласился бежать вместе с Карандашом и Шныриком на эту пустую, холодную дачу. Шнырик, понятно, обиделся на отца, который решил подстричь его под полубокс. Карандаш убегал из дома уже много раз: для него эти побеги—дело привычное. А он, Акила?
После случайной, в гневе сорвавшейся реплики классной руководительницы, вдруг припомнившей ему старые дела, Акила впал в уныние, вязкое, тяжелое состояние. Ни управлять собою, ни предвидеть последствия своих поступков он уже не мог. Он случайно оказался в доме у Карандаша, когда туда прибежал злой, лохматый Шнырик и предложил укрыться на даче, пожить без школы, без взрослых, без тревог.
Акила подчинился автоматически. Написал записку матери: «Мама, ты не волнуйся, я убежал потому, что поссорился с учительницей. Хочу пожить один, в милицию не заявляй». Потом сложил в портфель фонарик, спички, два пакета с югославским супом, хлеб и соль в спичечной коробке, немножко бензина в бутылке, чтобы разжечь печь. Собираясь, он чувствовал, что на даче главные заботы лягут на него. Так и вышло. Шнырик-то ни нарезать лучины, ни поколоть дрова не умел, а Карандаш, едва Шнырик отворил дверь, сразу улегся и поднялся только, когда нагрелась печка и вскипел чай.
— Ну, Акила, быстрей толкай!
— Я что, ишак? Давай вместе.
— Не злись, у меня рука болит,— оправдался Шнырик.
— Что, от папаши влетело?—усмехнулся Карандаш, как обычно будто радуясь чужой беде.
— Да Вишняков... Как дурак, после уроков кулаками размахался... Он вообще что-то больно коро-литься стал. Кому нужен его паршивый портфель? Был бы кейс, как у Гришая...
— А кто его портфель свистнул? — заинтересовался Карандаш, видно, уже сообразив, что Шнырик знает про это больше, чем говорит.
— Я что, Шерлок Холмс?
Шнырик завелся, принялся ругать Вишнякова, переживая, что Карандаш все превращает в шутку и не горит к Вадику такой же неприязнью, какую Шнырик питал сам.
— Ну, заплакал!—Карандаш зевнул.— А журнал кто взял? Тоже ты? — как бы в шутку осведомился он.
— Я? — Шнырик вытаращил глаза.
— Не папа же римский его из учительской увел?
— Ясное дело, но мне-то зачем? У меня там ни одной двоечки нет. Это Акиле смысл есть.
— Долго думал?—Акила нахмурился и обиженно засопел.
Когда они бывали втроем и Карандаш начинал посмеиваться над Шныриком, тот всегда старался увернуться, перевести его внимание на Акилу. В такие минуты Шнырик был смешон и противен. Но Акила все равно терпел его. Из-за рыбок, наверное, не рвал со Шныриком, несмотря на обиды.
Рыбки — красные, золотые — неподвижно висели в изумрудной подсвеченной воде аквариума. Волшебные, нежные и невесомые... Огромными черными точками глаз приближались они к прозрачному стеклу аквариума и, едва заметно колыхнув хвостом, скользили вниз на дно...
Шнырик хвастался своими рыбками, переводил каждую из них на рубли — они, должно быть, и в самом деле стоили недешево.
Каждый раз, приближаясь к аквариуму и радуясь чуду, Акила страдал, что живут они с родителями небогато, что аквариум такой он сможет купить себе, наверное, не скоро — когда вырастет и начнет зарабатывать сам.
13
— Антон, понимаешь, надо серьезно поговорить. Сейчас я была у директора...— Маринины глаза будто боялись взглянуть на Антона, а длинные белые руки с розовым лаком на маленьких аккуратных ногтях не находили себе места на зеленом сукне стола.
— Ты знаешь, я всегда поддерживала тебя...
Антон глянул в окно учительской, задержался взглядом на хоккейной коробочке. Мальчишки уже успели согнать к ее бортам снег. По пуховому снежному ковру тянулся змеей резиновый шланг, шестиклассники под руководством физрука заливали на площадке первый лед.
— Что там у вас происходит в отряде? Акимова, Шнырева и Борисычева ищут родители, милиция.— Голос Марины тревожно дрогнул.— Как они могли решиться на такой шаг? Должны же быть причины?