— А как же письмо? Без письма нам щитов не дадут,— спросил Бусла, вдруг ставший серьезным, даже мрачным.
— Письмо? — На лицо Елены Петровны снова легла тень неудовольствия.— Если выпадет случай, я спрошу у директора.
— А когда? Сегодня?
— Торопить меня не надо. Вишняков, отнеси, пожалуйста, журнал в учительскую.
Сунув журнал под мышку, Вадик выскользнул в коридор. Сейчас он мечтал об одном: еще раз взглянуть на записку, полученную им на уроке. Там, в классе, он пробежал ее мельком—Гришай уже пытался сунуть в нее свой нос. Увы, Вадик не успел заметить, откуда она прилетела...
Взгляд Елисеевой ничего ему не сказал. Поджав тонкие, как струночки, губки, она оглядывала класс с обычной снисходительностью, с какой смотрят на всех остальных сидящие на « галерке », откуда жизнь понятнее и виднее. В три прыжка спустившись на второй этаж, Вадик повернул налево и, прислонившись к стене, развернул записку. Она была написана мелким почерком. Быстрым, торопливым, но тщательным, как пишут обычно девчонки. Именно так выглядела и шпаргалка, которую Елисеева как-то, сжалившись, подбросила ему на физике.
Вадик еще раз прочел две удивительные строки, схватил портфель и, едва касаясь ботинками каменных ступенек лестницы, сбежал вниз. Ольга стояла у зеркала среди девчонок.
Вадик с тоской посмотрел на стрелки часов, потом на журнал и, решительно засунув его в портфель, устремился в гардероб за курткой.
В записке, что он получил на уроке, было всего шесть слов: «Приходи после уроков к третьему подъезду». Дом не назывался, но место, где назначено свидание, Вадик вычислил сразу. У третьего подъезда они встречались, когда лазили на чердак, где в прошлом году прятался Акила. Из девчонок о нем знала только Елисеева.
— Вишняк, ты куда? — возле самых дверей поймал его Буслаев.— Мы сейчас насчет щитов договариваться идем.
— Я не могу.
Его обступили: Антон, молчаливый, озабоченный, Акила, Карандаш...
— Я сейчас не могу, мне к врачу,— с отчаянием оглядываясь в сторону зеркала девчонок, убеждал Вадик.
— К какому врачу? — недоверчиво переспросил Бусла.
— К зубному. Я ненадолго. Я вернусь.
Он выскочил во двор и, стараясь шагать медленно, с каблука на носок, чуть приподнимаясь на цыпочки, чтобы казаться выше ростом, направился к третьему подъезду. Девчонки исчезли: то ли они остались в школе, то ли успели выпорхнуть, пока он разговаривал с Буслой.
С каждой секундой волнуясь все больше, Вадик бросил портфель на припорошенную снегом деревянную скамью, заглянул в подъезд и нос к носу столкнулся с Шны-риком.
— Ты? Чего это ты тут делаешь?
— Ничего, греюсь.— Шнырик безразлично зевнул.
Вадик тоскливо посмотрел на почтовые ящики, в круглых дырках которых белели газеты, потом снова на заснеженный двор.
Шнырик не уходил.
— А ты почему за щитами не пошел?
— Сперва Федосеева нужно найти. Его отец щитами распоряжается.
— А что же ты его не ищешь? — с надеждой спросил Вадик, все еще думая, что Шнырик оказался тут случайно.
— А что его искать? Он тут должен пройти.
Вадик с отчаянием посмотрел на часы, потом на Шнырика, уютно устроившегося на батарее.
— Тим, уйди, у меня здесь встреча.
— С кем?
— С одним человеком.
— Я его знаю? — Шнырик нагловато улыбнулся.
— Ну, уйди, как человека просят,—взмолился Вадик, начиная понимать, что Шнырик оказался тут не случайно. Записка тоже не случайно прилетела откуда-то сбоку. Шныров, должно быть, перехватил и прочитал ее?
— Уйди! Хочешь, я тебе польскую серию отдам? Олимпийские игры. Шесть видов: плавание, велоспорт, прыжки в высоту...
— А прыжков в сторону нет?
Впившись глазами в узкие смеющиеся глазки Шнырика, Вадик шагнул вперед, замахнулся, еще не веря, что сможет сейчас ударить Шнырика.
— Эй, поосторожней.— Шнырик испуганно отпрыгнул к лифту.—Вон твоя невеста уже идет.
Вадик оглянулся и через стеклянную дверь увидел Ольгу. Она не спеша, будто прогуливаясь, брела вдоль дома.
— Если выглянешь из подъезда,—марок не получишь!—пригрозил Шнырику. Вадик тихонько отворил дверь, забрал со скамейки портфель и сбежал по ступенькам на дорожку.
— Привет,— с интересом поглядывая на Вадика, сказала Елисеева.—Ты записку прислал?
— Какую записку?
— Вот.— Елисеева сняла красную вязаную варежку и открыла маленькую неясную ладонь.
Написанная печатными буквами записка слово в слово повторила ту, что лежала у него в кармане.
— Не я,— вздохнул Вадик.