Второй раз за день Сокол покрутил у виска.
— А с женой ты это обсудить не можешь — балерин Мариинского театра? В театр её сводить? С девчонками сходить в Эрарту?
— Я и обсуждаю, и вожу, и хожу. Но жена, — Наварский выдохнул, — как бы сказать. Ей это всё не очень интересно, — не стал он вдаваться в подробности.
Хотя, если грубо и коротко: ей интереснее готовка, тряпки, сериалы и интернет, где она покупает тряпки, смотрит сериалы и ролики про готовку, а ещё сухое красное.
— А тебе? — поставил Сокол на пол пакет и сбросил звонок. Наварский невольно увидел на экране женское имя, но Сокол был бы не Сокол, если бы ему не звонили бабы. — Тебе самому что интереснее?
— Мне интересно и то, и это. Они разные, Ден. Разные, как два мира.
— У-у-у, брат, — протянул Сокол. — Это хреново. Очень хреново, потому что придётся выбирать один из миров.
— Я в курсе, брат.
— Одними стихами, знаешь, сыт не будешь.
— Стихами? — удивился Наварский. Он ничего не говорил ему про стихи.
— Ну, я же говорю, что искал подход к этой девке чуть не до посинения. В музей Ахматовой её водил, в архивы, куда посторонних не пускают, а я договорился. Гумилёва цитировал и всяких там Мандельштамов. Даже верность ей неделю хранил.
— И?..
— И ничего, только яйца опухли от воздержания. Оу, — глянул он на часы, — ладно, Игорёк, погнал я, а то всю рыбу без меня пережарят. Давай!
Он махнул рукой.
Наварский закрыл за ним дверь, хлебнул из открытой банки газировки, что так и осталась на столе. Скривился: и правда гадость.
Дойдя до спальни, упал навзничь на кровать.
Закрыл глаза и подумал о жене.
Глава 13
Он трахнул жену между чёртовых раковин в ванной едва ли не первую же ночь в новой квартире.
Задрал новую ночную рубашку с легкомысленными кружавчиками, посадил на холодную каменную столешницу, опустился на колени. Подсунув руки под мягкие ягодицы, сначала отлизал. А когда она перестала смущённо-кокетливо хихикать, шумно задышала и выгнула лебяжью шею, с душой отодрал.
Бурно, обильно, сладко кончил. Ущипнул жену за торчащие соски. Горячо, благодарно поцеловал. И пошёл в душ.
Она пошла подмываться в биде.
— Мне уже стоит ревновать? — улыбнулся Наварский, повернув голову.
Струя биде доставляла ей удовольствие, и он подозревал, что она иногда баловалась.
— Ты лучше, — улыбнулась она. — Но как альтернатива, сойдёт.
Вытерлась прямо подолом тонкой рубашки, кинула её в стирку.
Тряхнула распущенными волосами, как новорождённая Венера.
Как всё же преображается удовлетворённая женщина, — подумал Наварский. Словно светится изнутри. Чего стоят одни припухшие от поцелуев губы. А взгляд! Царица. Тигрица. Богиня!
— Люблю тебя, — невольно залюбовался женой Наварский.
Она улыбнулась. Довольно потянулась.
— И я тебя, родной. Спасибо!
— За что? — он выключил воду, обернул бёдра полотенцем.
— За всё. Ну приходи, что-нибудь посмотрим. Фильм? Сериал?
— Я лучше почитаю.
— Только умоляю, не свои отчёты, — достала она свежую ночнушку.
Ткань скользнула по спине, на мгновенье задержавшись на пояснице. Игорь увидел аппетитное «сердечко» попки, темноту между бёдер и неожиданно снова возбудился.
— Под отчёты я лучше всего засыпаю, — улыбнулся он и мысленно сказал: «Да иди ты уже, а то я и эту сорочку не пощажу, залью её на хрен спермой».
Одно время он так невыносимо хотел сына. Хотел снова видеть жену беременной. Как же ему нравилось, как она округляется, как смешно ходит, переваливаясь с ноги на ногу, выбирает детские вещи, невольно поглаживая живот, с какой нежностью, склонив голову, держит на руках новорождённого ребёнка, что даже предложил не предохраняться.
Но её врач сказала: «поздно», а потом Игорь нашёл початую упаковку таблеток.
Она пила их втихаря, чтобы он не знал, и его это задело.
Он молчал, ждал, когда она признается, что не хочет больше детей, ждал, что хотя бы заведёт об этом разговор, и он бы, наверное, смирился, понял, принял.
Но она упрямо молчала, а в нём рос протест.
Знаешь, если б ты меня любила, Ты бы так легко не отдала Ни того, что мне сама дарила, Ни того, что от меня брала…*
___
*Александр Вертинский
В тот день Лера вышла, а он упёрся ладонями в столешницу и посмотрел в зеркало.
Восставший член угрожающе торчал из-под полотенца.
Будь у него любовница, поехал бы он к ней? — думал он.