— Но ты же его не разлюбила, — тряхнула непривычным блондом Аня.
— Нет, поэтому мне так больно. Но я справлюсь, — сказала я, хотя меньшее, во что я сейчас верила — в то, что вытяну, выдержу, не сломаюсь. Меньшее, чего хотела — это заступаться за их отца.
Я хотела орать, бить посуду, называть его самыми грязными словами, какие только придут на ум, хотела сделать что-то вопиющее, совершить выходку, что никогда бы раньше себе не позволила. Но у меня были дети и ответственность перед ними. Ответственность за то, как я себя веду и поступаю.
— Как справишься? — взмахнула руками Аня.
— Как-нибудь, — заявила я уверенно, хотя никакой уверенности не чувствовала.
Как жить с огромной дырой в груди, я не знала. Я искала любой способ заткнуть боль, любой способ оградить от неё детей и сейчас мысленно металась между: сделав вид, что ничего не было, попросить Игоря вернуться и придушить голыми руками.
— Значит, нам можно общаться с папой? — неуверенно спросила Вероника.
— Конечно. Даже нужно, — кивнула я.
— Предательница, — фыркнула Аня, глядя на сестру. — Ну и беги к своему папочке. Ты что, не понимаешь, он маму бросил! У него другая тётка. Хочешь жить с ней?
— С другой тёткой не хочу, — наполнились слезами глаза младшей. — Я хочу жить с папой.
— Вот и уходи, — язвительно скривилась Аня. — Когда мама с ним разведётся, пусть тебя отдадут ему. Мы останемся вдвоём, вы нам не нужны.
— Вероник, — позвала я к себе младшую. — Ань, — махнула старшей. Обняла обоих. Погладила по головам. — Давайте мы все сейчас успокоимся и не будем друг друга обижать. Будем вежливыми и рассудительным.
— Рассудительными? Да кому это надо! — вывернулась Аня и снова встала. — Срать я хотела на рассудительность.
Может, в блонд она и перекрасилась, но покладистой блондинки в ней было не больше, чем мягкости в твёрдом знаке.
— Честно, мам, я тебя не понимаю, — взмахнула она руками. — Что ты как… овца блеешь? Он хороший, — передразнила она. — Он тебя предал, бросил, нашёл другую. Он трахал у тебя за спиной какую-то левую тётку, и сейчас, наверное, трахает. Ему по фиг. Он даже оправдываться не стал. А ты сидишь и… ни хрена не делаешь.
Глава 15
— Ты с овцой не сильно погорячилась? — встала я. — Я всё же твоя мать.
Она скривилась, прекрасно понимая, что перегнула палку, но при этом упрямо не желая брать свои слова обратно.
— Ну, может, чуть-чуть, — вскинула подбородок.
— Ах, вот как? Чуть-чуть? Ладно. И что мне, по-твоему, делать? — смотрела я на неё пристально.
— Я не знаю. Но точно не сидеть на диване и жиреть, заедая свои чувства вот этим, — толкнула она лежащие на журнальном столике чипсы.
— И что бы сделала ты?
— Нашла бы её.
— А дальше? Попросила: пожалуйста, верните моего папу? — передразнила я тоненьким голоском и повторила движение, которым она откидывала назад свои новые волосы.
— Я имела в виду на твоём месте, — дёрнулась она.
Что, не понравилось? Мне тоже.
— А на моём что? Рожу бы ей расцарапала? Волосы выдрала? — склонила я голову и посмотрела на неё искоса.
— По-твоему, сидеть и ничего не делать, лучше? — сильно сбавила она тон.
Я тоже сбавила.
— Не лучше, Ань. Не лучше, — ответила я. — Но, если бы я знала, что мне делать. Если бы знала, куда бежать, не сидела бы. Если бы это помогло, вырвала ей не только волосы. Но сейчас я так зла, что просто боюсь натворить глупостей.
Мне казалось, я уже натворила.
Надо было его выслушать, — корила я себя, пялясь ночью в потолок. Что бы он ни сказал, что бы ни сделал — нужно было услышать это от него. Он выглядел таким потерянным, когда я крикнула «Убирайся!», таким искренним, когда сказал, что с ней не спал.
Может, я вообще всё не так поняла? Может, всё себе выдумала?
Или выдумываю себе его невинность сейчас?
Как иначе, чёрт побери, понять слова «другая женщина»?
— А я бы бабушке позвонила, — неожиданно сказала младшая. — Пусть она его наругает.
— О нет, только не бабушке, — закатила глаза Анька. — Только бабушки нам и не хватало.
— Мой хороший, — обняла я Веронику. Иногда она была такая взрослая, серьёзная, самостоятельная, а иногда такой малыш. — Не надо пока ничего говорить бабушке, — поцеловала я её в макушку. Здесь я была полностью солидарна с Аней: только моей мамы нам здесь не хватало. — Она ещё разволнуется, заболеет, — соврала я.
Нет, заболеть моя мама, конечно, могла, но пока я просто не могла говорить на эту тему с ней. Моя мама не тот человек, к которому идут с проблемами. Если она кого и «наругает», то это точно буду я.