Её похоронили рядом с отцом, на похороны пришло очень много людей, которые её знали и любили, и все они принесли голубей, которых выпустили в небо разом.
Наварский позвонил по приложенному к картине телефону и встретился с мужчиной, что оказался старым другом её отца и директором учреждённого Светланой фонда.
От него Игорь узнал, что Света выкупила в своей коммуналке остальные квартиры, чтобы сделать в ней музей-квартиру отца. И фонд решили продолжить её дело.
Аня работала над этим проектом в команде с другими поклонниками Светы Сальери.
Они назвали свой проект «Мозер и Сальери». И у них потрясающе получилось.
Наварский ходил. Там всюду висели её фотографии, на стенах были страницы книги в человеческий рост, и звучал её берущий за душу голос.
Это будет холодная осень.
Представляешь, дыхание пряча,
Ты идёшь по продрогшей аллее.
А когда я умру, ты заплачешь?
Это будет прекрасное утро.
Утром кто-то тебя поцелует,
Только я буду гордой, как будто
Тот, кто умер, совсем не ревнует.
Это будет совсем понедельник -
Не люблю понедельники с детства,
Целый день ты проходишь бездельник,
Будешь путать и цели, и средства.
Обстоятельства - гаже не скажешь,
Ни одной разрешённой задачи,
Ты устал от обыденной лажи,
Ну а я ... умерла. Ты заплачешь?..
Позвонишь - недоступна, разбилась
Или просто не стало со скуки.
Не проверивший, что же случилось,
Ты в бессилье заламывать руки
Станешь, скажут: "а кем приходились?"
Замолчишь, и сломается датчик.
И какие мечты там не сбылись,
Разве важно?.. Конечно, заплачешь…
Это будет холодная осень.
Тёплой осени больше не будет.
Только я буду знать, эта проседь -
Обо мне. И меня не забудет.
Да, когда я умру - ты заплачешь
И поймёшь, каково расставаться.
Только, взрослый и глупый мой мальчик,
Обещай и тогда - не сдаваться. *
___
* Мария Маленко
Но самыми востребованными стали комнаты с работами отца.
Особенно одна, посреди которой стояла копия картины «Одна ночь с королём», вокруг были те же самые стены, а в углу лежала смятая тряпка.
Уже потом, читая её стихи, часть которых была посвящена ему, Наварский понял, что он ошибся. Она хотела уйти. Уйти к отцу, к своему нерождённому ребёнку, к человеку, которого любила.
Она уехала в китайский центр не для того, чтобы поправиться, а потому, что так всем было легче, в том числе Игорю и, главное, его жене — это был её дар Лере, осознанный и бескорыстный.
Она не хотела, чтобы разбирались с её проблемами, особенно Игорь, которого она не хотела втягивать и даже говорить о том, что больна. Она никому не желала доставлять хлопот, не хотела ни жалости, ни сочувствия. Она стеснялась своей жизни, потому что та была слишком трудной, тяжёлой и яркой, и никому не хотела приносить страдания своей смертью.
Наверное, ей нравился Соколов, он не мог не нравиться, но это был уже его выбор, не её.
И Соколов погоревал немного, но как-то быстро утешился и сделал то, чего уже никто от него не ожидал — вернулся к жене.
Он всё так же работает на радио, всё так же имеет толпы поклонниц, но Наварский бы соврал, если сказал, что он не изменился. Он стал другим.
Они все изменились. Все стали другими.
Может, однажды и этот мир тоже станет другим.
Может, однажды в нём поверят, что дружба между мужчиной и женщиной существует, как существует множество других вещей, которые нам неизвестны. Когда-то ведь, с трудом, но мы всё же поверили, что земля не плоская. И костры инквизиции перестанут, наконец, пылать, безжалостно казня тех, кто посмел сказать: «Есть женщина…», а нет, простите (зачёркнуто) «Она вертится!»
Ведь не всегда даже один неверный шаг можно исправить.
Лера всё же написала своей подруге.
Она не спрашивала, что тогда произошло, налаживать отношения и так было непросто. Но они смогли и теперь снова переписываются или созваниваются каждый день.
Хотя однажды разговор об этом всё же зашёл.
— Слушай, а на что ты тогда обиделась? — подвинула Лера фотографию, поставив ту, где они все вместе на первый план. — Я же всего лишь написала, какая я ужасная мать.