Куинн посмотрел на нее. Дождевая капля тихо скользнула по его коротким волосам и упала на широкое плечо. Он отвернулся и пошел прочь, не вымолвив ни единого слова.
— О! — воскликнула Джорджиана. — Не уходи. Что с тобой случилось? Ты изменился. Раньше ты никогда не уходил вот так, вдруг. Вернись. Я расскажу тебе обо всем, что тебя интересует. — Она замолчала. Он шел очень быстро и наверняка не слышал ее из-за шума доведя. — Будь ты проклят, Куинн Фортескью, — прошептала она.
А предательский ветер подхватил ее слова и донес их до Куинна. Он невольно улыбнулся. Маленькая Джорджиана Уайлд становилась сущей чертовкой, если решала продемонстрировать характер.
После обеда Куинн расположился в уютной библиотеке Пенроуза. В своей библиотеке.
Но пока он чувствовал себя здесь чужим. Казалось, призраки двух предыдущих обладателей титула парят в сумеречной тени, дразнят его и побуждают к воспоминаниям. Нет, черт возьми, пусть прошлое остается в прошлом.
Он расположился поудобнее в мягком кресле, глубоко затянулся сигарой и, глядя на тлеющий огонек ее кончика, задумался о весьма непростой проблеме, имя которой Джорджиана Уайлд, ныне Фортескью.
Он поморщился. Сегодня ей почти удалось разрушить непроницаемый фасад, который он являл миру. Обычно он взвешивал каждое слово, прежде чем позволить ему сорваться с языка, и всегда избегал всяких беспорядочных сцен. И о чем он думал? Куинн покачал головой.
Джорджиана совсем не изменилась. Он улыбнулся, вспомнив о потрясающе сочных эпитетах, которых удостоилась королева свиней Гвендолин. Годы никак не смягчили характер Джорджианы и только слегка сгладили внешнюю угловатость, Джорджиана, что называется, не обещала стать красавицей — и не стала. Темные волосы, темные глаза, темная от загара кожа — полная противоположность утонченной изысканности. Полная противоположность Синтии.
Он закрыл глаза. Отчего Джорджиана сегодня прихрамывала? Только ли удар обухом топора по колену тому причиной? Наверняка страшные раны, полученные много лет назад, до сих пор ее беспокоят. Не могут не беспокоить. Он невольно вздрогнул при мысли о трагическом происшествии. Тогда Джорджиана чудом не лишилась ноги. А Куинна вышвырнули из Пенроуза. Да-да, именно из-за того несчастного случая. Впрочем, все это дела давно минувших дней, и он не желал возвращаться к болезненным переживаниям детства. Жаль только, что Джорджиана так сильно пострадала.
Раздался сухой треск поленьев, и нескольким пылающим уголькам удалось проникнуть за пределы фигурной решетки. Куинн встал и отправил их обратно в камин. Без спроса, словно цепкая виноградная лоза, Джорджиана прочно заняла его мысли. В ней не было прежней детской непосредственности — ну, очевидно, и в нем самом ничего подобного не осталось, — зато сохранился неукротимый нрав, которым она обладала в самом нежном возрасте. Достаточно вспомнить, как она управлялась с огромным стадом бестолковых, упрямых саутдаунских овец, когда Куинн впервые ее увидел.
Она по-прежнему не умеет сдерживать свои эмоции — навык, которым ему пришлось овладеть в совершенстве еще пятнадцать лет назад. И если он был в чем-то уверен после встречи с ней, так это в том, что она что-то от него скрывает. Разумеется, он во всем разберется столь же методично и последовательно, как разбирался в хитросплетениях государственных тайн и скандалов, пока состоял на дипломатической службе. А неискренность Джорджианы только лишний раз подтверждает эфемерность их нерушимой детской дружбы. Не было счастливой юности в Пенроузе, был мыльный пузырь. И он давным-давно лопнул.
В сущности, Куинна несильно заботило, что именно она скрывает. Просто его дисциплинированной, педантичной натуре претили всякого рода неясности. Любой вопрос необходимо досконально изучить, найти решение и оформить все надлежащим образом. При этом он вовсе не желал позорить Джорджиану. Она совершенно напрасно его опасается.
Даже если подозрения, связанные с ее замужеством, подтвердятся, он просто назначит ей достойное ежегодное содержание и поселит где-нибудь подальше от Пенроуза, чтобы не иметь перед глазами очередного напоминания о несовершенстве человеческой натуры.
Он уже послал записку отцу Джорджианы и назначил встречу на завтрашнее утро. Остается надеяться, что болезнь мистера Уайлда не слишком серьезна. Он всегда был достойным человеком. К тому же одним из не многих взрослых, кто всегда находил время для маленького Куинна.
Он посмотрел на письмо, лежавшее у него на коленях. Дочь тайком вложила свое послание ему в руки, когда он оставлял ее у родителей Синтии. По дороге на юг он столько раз перечитывал письмо, что оно потерлось на сгибах. Большие буквы, петлявшие по бумаге, умоляли его поскорее вернуться. У него не было причин чувствовать себя виноватым. В Лондоне мать Синтии и гувернантка прекрасно позаботятся о Фэрли. Конечно, ей грустно. Все, кого она знала, остались в Португалии. Год назад умерла ее мать, а теперь уехал отец.