После случившегося вчера Герман чувствовал себя наедине с нею еще более скованным и неестественным, чем обычно.
— Как вы насчет стенографии? — напомнила Лида.
— Это лишнее, — сказал он спокойно.
— А что нужно мне предпринять, чтобы стать ближе вам? — серьезно спросила она, гася сигарету и не отрывая от него взгляда.
— Наверное, это вообще не нужно, — тихо ответил он.
— Нет! — Лида легко поднялась. — Не смей так говорить! Неужели ты не видишь, что мы нашли друг друга? И может быть, всю жизнь искали… — неожиданно страстно заговорила она. — Я ночь думала об этом… Пока мы идем инстинктивно, как звери, но ведь мы и не запрограммированные машины. Я знаю, что говорю… Ну, поверь мне, прошу! — Она умоляла и требовала. И вдруг улыбнулась: — Пойдем сегодня в кино…
Он смотрел на нее, не узнавая. Страстная тяга к счастью сквозила во всех словах, движениях, поступках этой женщины, естественная и нередко так тщательно скрываемая людьми тяга.
— Пойдем, — сказал он, и это было как во сне, который вдруг приоткрывает в тебе нечто, долгие годы скрытое и необходимое…
— Ну вот, — с облегчением вздохнула она. — Все будет хорошо…
В ординаторскую шумно ввалились Кирш и Валентин Ильич. Распаренные, в полотняных штанах и рубахах без ворота, они походили на поваров, только что отошедших от горячей плиты.
— Ну и отросток, черт его побери! Уполз к самой печени, пришлось расширяться, — сказал Кирш, направляясь к телефону. Поставил на Германов стол широкие локти, стал набирать номер. Так приятно было после операций согнуться!
Валентин Ильич взял из своего халата, висевшего на окне, сигареты, сел на диван и закурил.
— Алло, девушка! Это роддом?.. Какой магазин?.. — Кирш постучал по рычажку, снова стал набирать номер. — Как хорошо оперировать, когда параллельно идет лекция! Тишина, покой… Алло! Справочная?
Герман стал снова диктовать, а Лида села и застрочила в журнале, стараясь поспевать за ним.
— …А давно вы получили сведения из отделений? — допытывался Кирш по телефону. — Ну, девушка, мы же договорились, что за час могла родиться уже и тройня… Да, это все я… Здравствуйте. — Он рассмеялся в трубку. — А может быть, я именно и хочу тройню!.. Узнайте, пожалуйста, я подожду…
— Непонятно, — озабоченно сказал Кирш, повесив трубку. — Просто не знаю, что и делать…
— Что там еще? — спросил Герман.
— Все то же. Сроки-то вышли… Я чувствую, как вокруг нее крутятся там, и это неспроста.
— Только без паники! Думаешь, родить так просто, — сказала Лида.
— Лидочка, не впервой ведь…
— Раз на раз не приходится.
— Иди-ка лучше на обход, — посоветовал Герман. — Отвлекись.
— О! Дайте хоть передохнуть. — Алексей Павлович грузно плюхнулся на диван, раскинув большие свои руки по его спинке.
В этот момент постучали.
— Разрешите? — Вошел Тузлеев и остановился у двери. — Я к вам, Герман Васильевич.
— Проходите, пожалуйста. — Герман расписался под протоколом и слегка отодвинул от себя историю болезни.
— Если помните, я просил сменить мне лечащего врача, — все так же от двери сказал Тузлеев. — А сейчас на обхода выясняется, что ничего не изменилось.
Теперь уже все в ординаторской внимательно смотрели на него.
— Видите ли, Тузлеев, — после паузы заговорил Герман, — вы, если не ошибаюсь, четвертый раз на нашем отделении…
— Пятый, — сурово поправил Тузлеев.
— Ну вот… И все последние годы вас лечила Прасковья Михайловна…
— Именно. А что толку?
— Вам много лет назад объясняли, — терпеливо продолжал Герман, — что без операции ожидать значительного улучшения нельзя…
— Она меня и без операции едва не угробила!
— Ну что вы, Тузлеев! Разве так можно? — возмутился Кирш.
Лида закурила новую сигарету, прищурившись от дыма, разглядывала Тузлеева.
— А эксперименты на больных можно устраивать? — зловеще спросил Тузлеев.
Герман бросил шариковую ручку, которую все еще держал в руке.
— Погодите, Тузлеев! Какие эксперименты? Вы не новичок в больнице, знаете, что даже после обычного укола случаются осложнения. А уж после операций…
— Потому я и не оперировался! — буркнул Тузлеев.
— Это ваше дело, — сухо сказал Герман.
В короткую паузу вклинился Алексей Павлович:
— Если я не доверяю портному… — Он не снимал рук со спинки дивана и не вытаскивал изо рта сигареты: казалось, он хотел подчеркнуть свое небрежение к происходящему. — Если я не доверяю портному, — повторил он, — то не только костюм у него шить не стану, но даже брюки перешивать.