— Приехали, — облегченно вздохнул подполковник Савельев и вышел из машины.
Здесь их встретил начальник штаба дивизиона майор Глушков, который выезжал вместе с командиром мотострелкового полка на рекогносцировку местности.
— Знакомьтесь, Илья Владимирович, — сказал ему Савельев, представляя нового командира дивизиона. — Майор Антоненко Василий Тихонович.
— Гвардии майор Глушков.
Антоненко поймал в темноте сухую, крепкую руку Глушкова:
— Очень рад.
— Взаимно, — отозвался глуховатым голосом невидимый начштаба. — С приездом. Только что же мы тут знакомимся? Пойдемте в палатку, мы уже связь наладили. Надо в полк доложить о прибытии, а то командир беспокоился.
Он включил карманный фонарик и повел Савельева и Антоненко на командный пункт дивизиона. Тяжело ступая за начштаба, Савельев подумал, что напрасно отсоветовал командиру дивизии назначить Глушкова на свое место. Глушков вполне мог справиться с обязанностями командира дивизиона. Его воспитанник. Со странностями, правда, парень, угрюмый какой-то: не то женоненавистник, не то убежденный холостяк — не поймешь. Хотя вряд ли его можно назвать нелюдимом. Глушков никого не чуждался. Просто душу ни перед кем особенно не распахивал. Он относился к типу людей, с которыми предпочитают вести только деловые разговоры. Возможно, потому, что он был вечно занят — служебные обязанности и заочная учеба в академии отнимали все его время.
Бывавшие в его доме (Савельев не удостаивался этой чести, потому что Глушков никого не приглашал специально в свою крохотную квартирку) видели скрипку. Но ни они, ни соседи майора не слышали его игры. Зачем он тогда хранит инструмент, непонятно. Может, память какая-то?
Офицеры дивизиона строили свои догадки и насчет того, почему их начштаба в тридцать пять лет все еще не женат. Кто-то видел над его письменным столом портрет, с которым пытались связать и замкнутость майора, и то, что он так долго оставался бобылем. Портрет этот был явно переснят и увеличен с любительской фотографии. Из простенькой рамки смотрело миловидное девичье лицо. У девушки были темные слегка вьющиеся волосы до плеч. Ветер, видимо, отбросил локоны назад, за спину, и от этого создавалось впечатление, что девушка бежит, рвется вам навстречу. Сощуренные глаза ее излучали счастье, а в уголках полных губ и в ямочках округлых щек замерла торжествующая улыбка. Быть может, этой девушке, почему-то не ставшей его женой, хранил верность Илья Владимирович?
Савельев этого не знал. А расспрашивать Глушкова, основываясь на одних слухах, он никогда бы не решился. Тем более что все эти странности не мешали майору быть уважаемым в дивизионе человеком. Он имел спокойный характер, никогда не повышал голоса. Кажущаяся медлительность Глушкова никого не вводила в заблуждение — все знали и его острый ум, и способность принимать молниеносные решения. Подполковник Савельев твердо мог на него положиться — в дивизионе была четко налажена учеба, а на стрельбах штаб готовил все данные обстоятельно и своевременно. И еще неизвестно, произошла ли бы зимняя осечка, если бы Глушков не уехал перед тем на сессию.
«Оставил бы своим преемником Глушкова, сейчас душа была бы на месте, — думал Савельев. — Это не Антоненко. Ну, да что теперь жалеть — все равно не исправишь! Послушался на свою голову Трошина: мол, не уйдет от Глушкова дивизион. Пусть, мол, спокойно заканчивает академию, а то с перевооружением части да с новыми обязанностями завалит учебу. Глушков потянул бы. А так еще обидится, что обошли его. И кто его знает, не скажется ли это на отношениях с новым командиром дивизиона?..»
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Если день на юге целыми часами борется с ночью, постепенно отвоевывая свое право на существование, то ночь, напротив, особенно не церемонится с ним. Даст ему каких-нибудь минут двадцать — тридцать побарахтаться в сумерках, а потом вдруг непроглядная тьма обрушивается на землю, заполняя все ее уголки.
Полковник Кушнарев уже четыре года служил в Средней Азии, да так и не привык к этой странной и непонятной смене дня и ночи. Зато пользовался ею весьма искусно. И сейчас расчет его оказался верным: обе колонны прибыли в район сосредоточения неприметно для «противника», надежно укрывшись черным саваном внезапно обрушившейся ночи. Они пришли почти одновременно, хотя мотострелкам досталась длинная дорога. Правда, их машинам что асфальт, что пески — одинаково. Кушнарев больше беспокоился за приданный ему гаубичный дивизион — выдержат ли переход их тягачи? И хотя командир полка был уверен в Савельеве не меньше, чем в себе, все же настраивался на любую неожиданность. Когда же артиллеристы доложили, что прибыли на место, он успокоился и с завистью подумал, что у Савельева не автотехник, а чистое золото, и что его надо переманить, как только Алфей Афанасьевич сдаст дивизион. К Песне он приглядывался давненько, но не мог пока ничего предпринять по этическим соображениям: не грабить же средь бела дня старого фронтового товарища!