Но все это — уничтожение вновь выявленных огневых точек, контрбатарейная борьба — было нашей повседневной фронтовой работой. Поэтому, думается, и нет смысла останавливаться на ней более подробно. А вот кое о чем, на мой взгляд, следует рассказать. В частности, о том, как мы сооружали ложные огневые позиции.
Их созданию уделялось первостепенное внимание. Между батареями, дивизионами шло даже своеобразное соревнование: каждый стремился придумать, изобрести что-нибудь такое, чем можно наверняка обмануть гитлеровцев, сбить их с толку, ввести в заблуждение. В ход шли бревна и доски, пустые банки от пушечной смазки, колеса от разбитых повозок. Умелыми руками бойцов порой создавались такие макеты, что на расстоянии 300–400 метров их трудно было отличить от настоящих пушек. Плюс ко всему — тщательная, самая настоящая маскировка.
Помню, ехал я однажды в первый дивизион. Вижу, на опушке рощи справа от дороги вроде бы артиллерийская батарея развернута. По тем данным, которые были в штабе полка, не должно ее здесь быть. Ведь о соседях мы тоже наиподробнейшие сведения имели. Что бы это значило? Командую водителю Камочкину:
— Ну-ка, давай завернем.
Добрых полкилометра прыгал наш «виллис» по кочкам. И только тут начал я догадываться, что батарея-то эта ложная. Подъехали еще ближе — так и есть. Навстречу нам гвардии старший сержант В. М. Ходяков появляется. Оказывается, под его руководством сооружали артиллеристы ложную позицию.
Таких позиций в каждом дивизионе создавали несколько. Засекут ее фашисты — непременно жди огневого налета. Случалось, по две-три сотни снарядов выпускали гитлеровцы по пустому месту. Один за другим встают разрывы, а наши бойцы радуются:
— Давай, давай, фашист! Давай еще десяточек! Может, среди них и тот снаряд будет, что на мою долю отлит!
Для того чтобы постоянно держать гитлеровцев в напряжении, использовали мы и другой метод — кочующие батареи. Развернется подразделение в намеченном месте, подготовит данные для стрельбы, даст несколько залпов по заранее разведанным целям, и снова пушки на крюк. А спустя некоторое время батарея появляется в другом районе и снова ведет огонь. Отстрелялись — снова в путь. Там же, где несколько минут назад стояли орудия, уже поднимаются к небу оранжево-черные султаны. И опять впустую.
Придерживаясь такой тактики, мы не только тревожили гитлеровцев. Все это позволяло учить молодых бойцов непосредственно в боевой обстановке. А это, по моему глубокому убеждению, — самый лучший способ обучения. Постоянно помнили мы и о том, что с началом активных боевых действий нам наверняка придется вновь столкнуться с вражескими танками.
Для того чтобы научить расчеты бороться с ними, километрах в 15–20 от передовой, на большом лугу, изрезанном оврагами, был оборудован своеобразный артиллерийский полигон, на который поочередно, в точном соответствии с утвержденным в штабе дивизии графиком, выезжали для стрельбы и наши подразделения.
В середине мая по указанию командира полка поехал туда и я, чтобы поприсутствовать на стрельбах нашего третьего дивизиона, которым командовал теперь гвардии капитан И. М. Лебеденко. Эту зачетную стрельбу штаб дивизии спланировал начать в шесть часов утра.
Выехали, едва рассвело, но, как на грех, по дороге спустилось колесо у «виллиса». Пока ставили запаску, прошло 15–20 минут. Так можно было и опоздать. Однако я успокаивал себя мыслью, что Лебеденко, заранее предупрежденный о нашем приезде, чуть подождет. Тем не менее вскоре мы услышали частые выстрелы.
Наконец «виллис» подкатил к огневым позициям и, окутавшись облаком пыли, резко затормозил.
— Извините, что так получилось, что не дождались вашего приезда, товарищ гвардии майор. Начальник полигона торопил. Сразу же после нас еще и другие подразделения стрелять будут, — доложил Лебеденко.
— Ладно, сначала результаты оценим, а потом уже оправдываться будешь, — пожимая Ивану Максимовичу руку, ответил я. — Пошли на огневую.
У орудия, прильнув к панораме, быстро вращал маховики горизонтальной и вертикальной наводки гвардии старший сержант, на гимнастерке которого поблескивал орден Красного Знамени.
— Старый знакомый, Тогузов, — негромко сказал мне Лебеденко.
А я и сам уже узнал командира орудия. Узнал по какой-то особой хватке, по манере работать у прицельного устройства.
— Сейчас посмотрим, не разучился ли он по танкам стрелять? — улыбнулся я, поднимая к глазам бинокль.