Основную часть времени я проводил в артиллерийских частях дивизии. Как правило, мой наблюдательный пункт находился совместно с наблюдательным пунктом какой-либо бригады или полка. Так было удобней. Тем более что связь в дивизии действовала прекрасно. В любой момент можно было переговорить с командирами, начальниками штабов напрямую, отдать нужное распоряжение, уточнить сложившуюся обстановку. И не стану скрывать, нередко мой НП оказывался именно в 138-м гвардейском артиллерийском полку. Если, конечно, это позволяло оперативно управлять огнем. Вероятно, подсознательно тянуло меня по старой памяти в свой родной полк больше, чем в другие части.
Утром 17 сентября, когда бои шли неподалеку от населенного пункта Жагаре, находящегося почти на самой границе Литвы и Латвии, я договорился с майором Д. К. Кузьменко, что при оборудовании своего нового наблюдательного пункта он будет иметь в виду и меня.
— Отличное место, все как на ладони, — расхваливал он выбранную точку. — На холмике мельница ветряная стоит. Первый этаж из камня, стены метровые, а второй — деревянный. В случае артналета или минометного обстрела есть где укрыться.
— Когда будет связь налажена? — спросил я.
— Уже делают. Думаю, через час можно будет переходить туда.
— Ладно, выезжаю.
— И я минут через двадцать двинусь. Наверное, чуть позже вас приеду. Ничего?
Место для наблюдательного пункта майор Кузьменко действительно выбрал хорошее. В стереотрубу прекрасно был виден передний край, дороги и на нашей стороне, и на стороне противника. В этом я убедился в первые же минуты после того, как прибыл на НП. А Кузьменко все что-то не появлялся. Приказал телефонисту связаться со штабом полка, выяснить, в чем дело. Ведь нам предстояло уточнить вместе некоторые цели, договориться о порядке и времени их уничтожения.
— Командир полка, говорят, давно уже выехал, — через минуту доложил связист.
Подождали еще немного. Что же у них там стряслось в пути? Если какая-то непредвиденная поломка машины, то еще полбеды. А если случайный снаряд догнал? На обочинах я видел немало свежих воронок, заполненных водой. Да и без того все мы отлично знали, что гитлеровцы периодически обстреливают основные дороги, особенно перекрестки их, мосты.
Словом, весьма обеспокоенный задержкой, отправил навстречу майору Кузьменко свой «виллис», наказав водителю быстренько разузнать, что и как. А спустя некоторое время он привез нам горькую весть. Оказалось, что машина командира полка подорвалась на противотанковой мине, оставленной гитлеровцами на дороге. Что поразительно, чуть раньше и мы проезжали по тому же самому месту. С нами ничего не случилось, а Дмитрий Кузьмич погиб. Обидная, нелепая смерть.
Да, война продолжалась. В Прибалтике осенью 1944 года не было каких-то ярких, запоминающихся прорывов, окружения и уничтожения крупных вражеских группировок. Но и мы делали свое дело, выполняли поставленные перед нами задачи.
А они в основном сводились к следующему. Армии накапливали силы для решающего броска к морю. Одновременно части и соединения отражали непрекращающиеся контратаки гитлеровцев. Причем натиск, как правило, был столь ожесточенным, что многим из нас временами начинало казаться, будто мы снова очутились на огненной Курской дуге.
Не раз, когда я рассказывал об этом, на лицах моих собеседников можно было прочитать недоверие. Дескать, вот хватил! Можно ли сравнивать напряженность боев под Курском с их напряженностью в Прибалтике? Но, поверьте, это не преувеличение. Так, например, для нанесения контрудара в районе Добеле гитлеровцы сосредоточили части 5-й и 12-й танковых дивизий и моторизованной дивизии «Великая Германия». Конечно же, число вражеских танков здесь было меньшим. Если летом 1943 года нам приходилось иметь дело с сотнями гитлеровских бронированных машин, то теперь счет их шел на десятки. Тем не менее они рвались вперед с такой же, если даже не с большей, яростью.
Наше положение в определенной мере осложнялось еще и тем, что теперь у нас за спиной не было глубоко эшелонированной, прекрасно оборудованной в инженерном отношении обороны. В июльских боях 1943 года мы твердо знали, что вражеские танки, прорвавшиеся через первый огневой заслон, непременно будут встречены на последующих рубежах. Встречены и уничтожены. А теперь картина складывалась несколько иная. Прорыв на одном из участков мог повлечь за собой крупные неприятности, далеко ведущие последствия.