– Свят! Свят! Свят! – перекрестился Отец церкви. – Очистим! Изгоним! Сию же секунду… Вознесем очистительную молитву, всем миром!
– А дальше-то что? Что еще видел, Котофеюшка? – нетерпеливо потребовала продолжения Ее Величество, не обратив внимания на Святого Отца.
– Тыкву! Вот такую! – кот широко развел в стороны лапы, почесав макушку. – Свалилась на меня, когда я в кусточке сидел! С дерева…
– Да вот, Матушка, разве ж тыквы на деревьях растут? – с вымученным видом, Святой Отец обратился к Ее Величеству.
– Там растет, я видел, – оправдал кота Его Величество. Но кот не удостоил его взглядом, продолжая вылизываться и паскудно поглядывать в его сторону, будто видел не его, а проклятую.
– Нет, Матушка, Царицушка славного государства, больше ничего не помню, не стану ложные надежды подавать! – кот утирал слезы передними лапами и сморкался на подол Ее Величества, спустившись на пол.
– А Манька-то, Манька, какова из себя? – поинтересовался Святой Отец.
– Глазищи – во! Страшные! Во рту огонь! Язык змеиный, ноги как столпы каменные, а руки… – и тут кот захворал, вытянулся, впал в горячку и замер, облезая шерстью.
Святой Отец склонился над Котофеем Баюновичем.
– Дышит? – поинтересовалась Ее Величество, вытягиваясь на цыпочках через плечо коленопреклоненного Отца, чтобы увидеть кота.
– Нет, Матушка. Самое странное в нем, – ответил Святой Отец, прощупывая пульс. – Никогда не дышит… И пульса нет!
– Валерьянкой напои, пусть проспит всю ночь. Завтра снова приведешь, – приказала Ее Величество.
– Слушаюсь! – ответил Отец, исчезнув с котом на руках.
– А ты, овца, похоже, закланная, – Ее Величество грозно повернулась в сторону мужа, зло сверкнув взглядом, – чтоб через три дня был у меня на докладе! Сутки туда, сутки обратно, полдня на поиски проклятой… Притащи ее! В твоих же интересах!
– А не боишься, что спущусь я к ней на крыльях дракона, и буду жить поживать и добра наживать? – усмехнулся Его Величество. Обида легла на чело, а сам он вдруг как-то сразу начал успокаиваться. К черту дворец! Три дня без постных и глумливых лиц хоть кому пойдут на пользу. Отпуск не состоялся, так хоть выходные проведет по-человечески. А там, глядишь, и голова прояснится, а то в последнее время мыслей много, а умных среди них нет.
– Спустись, полюби… Если сможешь, – усмехнулась Ее Величество. – Этот… Зов и Проклятие… они… Ненавидеть будешь до конца дней своих. Это она у нас объективная, ей никто другое и не оставлял, а ты… А ты, милый, магнит всему царству, – она тоже вдруг начала успокаиваться, меняясь на глазах. Вернулась уверенность, окреп голос, весь вид ее стал медово-сахарный.
И сразу Его Величество заметил, как одна из голов дракона заглядывает в дворцовое окно, и еще одна другого дракона смотрит через другое окно, и еще…
В последнее время это было не в первый раз, когда он внезапно улавливал присутствие и слежку драконов, когда один лишь их взгляд обращал жену в каменную скалу. Между ними было что-то общее, будто их связывали не просто служба и дружба. Драконы исподволь следили за ним, даже когда они с женой находились наедине в спальне, и она позволяла им положить голову на постель и гладила ее, забывая иногда о нем, но раньше он почему-то не обращал на это внимание, не помнил о них, не смущался и не придавал значения их присутствию. Сразу стало не по себе. Он навалился на стол, чтобы не упасть, когда закружилась голова и подкатила тошнота.
– Представь-ка другую-то на моем месте… – долетел до него голос Ее Величества, вернув в кабинет. Головы драконов исчезли, и он уже не был уверен, что видел. Хотя… Клыки Ее Величества открывались ему точно так же, вдруг, на мгновение, будто он проваливался в другую реальность. Голос жены звучал пространственно, будто она говорила и в нем самом, приходил снаружи и поднимался из глубин, вибрируя, когда проходил сквозь него, вызывая приятную истому и разливаясь благодатным огнем.
– Представь, представь! То-то и оно. Я знаю, как покажется она тебе, видела, полюбовалась на своего – хуже нет никого. Я тебе и душа, и жена, и Царица… Пора бы уже начать объективно мыслить. А то я по-всякому придумываю, как уберечь нас от беды, а беды-то, поди, и нет никакой… Надеюсь, справишься с собой, не убьешь ее сразу… – она замолчала, прошла к дверям, и, уже открыв ее, обернулась и приказала: – И дракону исполнишь, о чем попросит! – и сразу же твердым шагом покинула его кабинет.
– Слушаюсь и повинуюсь, Госпожа моя! – ответил Его Величество тихо, провожая ее взглядом.
Сердце кольнуло, но почему-то в правом подреберье. Да, жена имела над ним неограниченную власть, как и над всеми, на кого обращала свой взор. Он уже не надеялся на благополучный исход примирения. Она была права, как всегда: он стал бы искать встречи с проклятой лишь для того, что снять с нее шкуру. Вампиры ненавидели человека, особенно человека, с которым он был повязан, и всякий раз встречи заканчивались или побоями, или летальными исходами. Предостережение жены было вполне обоснованным. После такой встречи внезапно на лице вампира начинали проступать те же черты, что и у проклятого, поворачивались к вампиру направленные на проклятого болезни – и никто не мог этого объяснить. Убийство, даже с приятными словами, все же оставалось убийством. Поэтому вампиры избегали встреч с проклятыми, как с зараженными чумой.