Ближе к берегу, в том месте, где он останавливался в первый свой приход, не доставая тенью небольшого озера и разукрашенного колодца, рос большой дуб, увешанный желтыми наливными плодами, но не раскидистый, а устремившийся каждой своею ветвью в небо. Недалеко от него, как раз посередине между колодцем и плодоносящим дубом возвышался небольшой навес, дыряво прошитый досками. Рядом -- открытая летняя печь из камней и кирпичей и длинный широкий резной стол с удобными вместительными скамьями с четырех сторон. Туда он и направился, в надежде, что его заметили и не преминут выйти навстречу.
Он двигался медленно, старясь подавить животный страх: воспоминания о саблезубом охраннике колодца с живой водой были еще живы, и глаза непроизвольно шарили по сторонам, выдавая волнение. Это в его планы не входило, предстать перед предателями он желал бы только как грозный Царь, но ноги с каждым шагом слабели, путаясь в траве, и походка его вряд ли показалась бы уверенной.
Казалось, пряные травы и всевозможные овощи зачались здесь от самой земли. Семена будто смешали и рассыпали, и они росли сами собой, как дикая сорная трава. Глаза его стали еще круглее, когда он чуть не запнулся за утонувший в широкой розетке листьев ананас. Продираться приходилось через заросшее сорняками поле капусты, достигающей размеров плотного бочонка, а цветная, уже на капусту походила мало, доставая пояса.
Похоже, кроме зайцев, коз и зеленых жирных гусениц никто ее здесь не ел. Дальше начиналась спаржа и лук, фасоль и горох, бамбук, и что-то похожее на коралл.
Предатели не бедствовали.
Заросли помидорных кустов опирались на высокие стебли бамбука и висели, как яблоки. Изнемогали под тяжестью плодов, ломались от ягод сливовые и вишневые кусты, огурцы обвивали тонкие рябины. Дыни, арбузы и толстые кабачки валялись на земле, как поросята, достигая порой размеров доброго бочонка. Удивляя выживанием, стелились и поднимались виноградные лозы, опираясь на черемухи, рябины и забор из лыж. Наливались спелостью пшеничные и ячменные колосья, занимая целое поле, и, казалось, начинаются они чуть ли не от земли -- зерна были ненормально крупные, ядреные, ссыпались в ладонь от малейшей примятости.
И снова грядки с овощами, а дальше -- поля цветочные и плодово-ягодные кусты...
Чуть поодаль от огорода мирно паслись животные. Стада рассыпались вдоль реки, пощипывая травку и стряхивая назойливых мух и оводов. Буйволы, олени, овцы, козы, лосихи и сайгаки, будто не замечали ленивых хищников, которые или грелись на солнце, или играли между собой, отгоняя зверей от посевов пшеницы. Его Величество заметил несколько коров и лошадей, удивился пестрым зебрам, которых здесь никак не могло быть. Но, пожалуй, не только их не должно было быть -- на реке плавали птицы, которые, очевидно, забыли, что им пора собираться в дальние края. Пара лебедей дралась с такой же огромной сиренево-красной птицей за разорванную тушку лосося. Рядом пробежал горный козел, метнулся в его сторону и отскочил, заорав, будто его собирались зарезать...
По всем стадам тут же пронеслось смятение, и хищники насторожились, недобро посматривая в его сторону. Его величество замер, похолодев от страха.
"Охотников на вас нет! -- с неприязнью подумал он, пробираясь к навесу, не без иронии поймав себя на мысли, что если здесь появится человек, от этого места через неделю останутся лишь легенды.
Из воды высунулся водяной, вылез на берег, слеповато щурясь на солнце, пошлепал к избам, которые повернулись к нему передом.
"За пирогами!" -- мелькнула догадка.
Но скоро водяной вышел без подноса, а избы захлопали ставнями, защелками и замками, угрожающе приблизившись к тому месту, где стоял Его Величество, остановившись на краю поля.
"Меня встречают!" -- усмехнулся он, немного повеселев. Дома, очевидно, никого не было. От сердца сразу отлегло. По крайней мере, заклятия накладывать некому. Интересно, где же они пропадают? Поведение изб его несколько расстроило: избами его не соблазнишь, по сравнению с дворцом, они выглядели и маленькими, и суковатыми, с растительностью на крыше, из угловых бревен торчали ветки, покрытые листьями и цветами -- но стало обидно, все ж не чужие...
Водяной на этот раз не ушел под воду, а прошлепал в его сторону, присвистнув.
И вдруг одно из деревьев, мимо которого он только что проходил, зашевелилось, к водяному присоединилось не менее страшное и уродливое существо. Его Величество слегка струсил, насторожился, сообразив, что в отсутствии чудовища и ее подельников, эти двое, наверное, были за главных... Он спрятал подрагивающие руки за спину, шагнул в их сторону, слегка наклонив голову в знак присутствия.
-- С чем пожаловал, ваше-с-тво? -- по-змеиному прошептал водяной.
-- Да вот, думал урожаями у вас разжиться, -- развел руками Его Величество, улыбнувшись во весь рот белоснежных зубов, над которыми долго трудился царский стоматолог. -- Хотим показать народу, что вы... как бы это сказать... не страшные -- и добросовестные налогоплательщики... -- ласково и вкрадчиво проговорил он, не выпуская из виду кряжистого.
Завалить эта деревяшка могла его легко, ростом корявый был на голову выше и при его несуразности двигался легко, слегка пружиня.
-- Недождетес-с-сь, шлем-с привет-с казне, что еще-с-с? -- водяной прищурил оба глаза, продольные зрачки у него сузились в тоненькую полоску. Теперь он и в самом деле походил на змею, но серовато-зеленые толстые скрученные волосья с остатками тины и руки с межпальцевыми перепонками сходство сводили на нет.
-- Повоевали, пора контакты налаживать... -- Его Величество постарался улыбнуться, но понял -- не получилось. -- Зачем, когда можно дружить! Я смотрю, народу тут у вас не густо.
-- С вампирами что ли? -- насмешливо проговорил водяной обычным, непривычно высоким и звенящим голосом, потеряв в говоре свист.
-- А Мани, Мани разрешение есть? -- с издевкой прогудел кряжистый, словно засвистел ветер.
-- Так это... -- Его Величество растерялся, не ожидая, что водяной и кряжистый поставят проклятую на первое место. На мгновение он потерял дар речи, продолжая наивно и доброжелательно улыбаться. Подозрения его, совершенно нелепые мысли, которые иногда приходили, когда в одиночестве он думал о проклятой и старике, вдруг самым неожиданным образом получили подтверждение. -- Второй раз прихожу, а нет ее... Не одни вампиры среди племени нашего живут, -- обиженно добавил он. -- Я Царь, и обязан думать обо всем народе. Не было бы Царя, кому бы в голову пришло проводить реформы?! Уживаемся. Никто не жалуется.
-- А кому у вас там жаловаться? -- сказал водяной, не спуская с него глаз, ехидно ухмыляясь. -- Не-а, народу на волю никак нельзя, буйный становится, -- усмехнулся он. -- Перевороты, революции... А так, как только крамола в голову, отрезал голову -- и нет крамолы. Без пригляда за всеми не усмотришь, крамола вылазит как-то вдруг -- из тайной сразу в явную. Хи-хи-хи...
-- По делам она... Люди пущай, люди пускай смотрят, -- сказал кряжистый, одернув водяного. -- По-деловому. Дадим мы...
-- А рыбоньки не желаешь ли? -- похлопал глазами водяной, обращаясь к Его Величеству, явно не поддерживая кряжистого.
-- У вас и золотая водится? -- пошутил Его Величество. -- А то супруга заела, золотую рыбку просит. Ума не приложу, где достать, как достать?!
-- Нам-с ваша-с проблема известна, намедни не имеем-с, а как получим, сообщим-с-с... -- водяной обратился к кряжистому: -- Один раз посмотрели-с, воевать пришли-с-с-с..
-- Осознали! Исправились! -- торопливо проговорил Его Величество, оправдываясь.
Он слегка наклонил голову, скрывая усмешку. Подобный образ мышления был и у людей, но не у вампиров. Похоже, согласия между двумя обитателями земли не было, а дипломатию и ее тонкости ни тот, ни другой не изучали, говорили при нем, напрямую, не успев договориться заранее.
-- Мы же не поняли, с чем столкнулись, -- он присел на краешек скамейки, заложив ногу за ногу. -- Не мудрено. И нас понять можно! -- покаялся он. -- Вы... как бы это сказать... не совсем законно оккупировали неприкосновенные государственные земли, нарушая территориальную государственную целостность. И мы не можем допустить... Вся соль в том, что...