-- Закругляйся, -- наконец крикнула она, -- и беги дальше, я его остановлю!
Манька резко остановилась и развернулась, тяжело дыша, направив на дракона посох, пальнув огнем наугад. Огонь прошел вскользь, не причинив дракону вреда. Она снова подняла посох. И вдруг дракон выпустил в нее огонь одновременно из всех двенадцати голов. Одежда на ней и она сама вспыхнула как факел. Она отступила. Дракон наступал. Он стоял как раз в том месте, где они сошлись с Борзеевичем, и лишь пританцовывал, но не умер. Слюни текли по его челюстям, он снова выпалил огнем одновременно из двенадцати глоток, и вылетели все стрелы, которые были на его шеях.
-- Ма-ня-я-я-я! -- услышала она вопль Борзеевича.
И крикнула в ответ не своим голосом:
-- Беги-и-и-и! -- и, не обращая внимания на боль, направила на дракона посох еще раз, выкладываясь, на что была способна. -- Убью-у! -- страшным голосом зарычала она. Горело лицо, волосы, одежда, кожа...
Дракон попятился, загребая землю когтями, нацеливаясь всей тушей, изготовился к новому прыжку. Головы его стремительно спружинили, едва не достав ее. Манька махнула перед собой мечом, зажмурившись от страха...
И вдруг, дракон исчез, не успев вцепиться в нее клыками. Она даже не сразу поняла, что его нет. Прямо перед нею стоял Дьявол и сбивал с нее огонь. Голос его летел к ней откуда-то издалека, или она так слышала его от страха, все еще не придя в себя.
-- Скотина до ключа дотронулась! -- прохрипел он, глядя в е расширенные от ужаса зрачки, пару раз ударив по щекам.
Подбежал Борзеевич, на ходу вынимая бутыль с живой водой и обливая ее с ног до головы. Его трясло с перепугу, руки его слегка скрючило, ноги подкашивались, а глаза у него были такие же большие, как у Маньки, он не мог вымолвить ни слова. И только сейчас она почувствовала, как горит ее обожженное тело. Она оттолкнула обоих и кинулась в сугроб, переворачиваясь с боку на бок. Сугроб зашипел, испуская вверх струйки пара, или шипела она, будто в снег бросили раскаленную сковородку.
Когда огонь был сбит, она удивленно рассматривала свои руки и щупала лицо, удивляясь своей живучести. Было жалко только одежду и волосы, от которых остались воспоминания. А еще сгорели брови и ресницы. И стояла она на ветру голая, без волосяного покрова, вся в саже и пепле, и плакала от обиды. От одежды остались лишь обутки, которые оставались в снегу, еще заплатка от Дьявольского плаща -- и нечем было ей прикрыть свой срам.
-- Ты, Маня, за скалу укройся, там ветер не такой... Да угомонись ты! -- крикнул Дьявол в сердцах на погоду, стараясь Маньку не смущать -- и сразу стало тихо. Даже в ушах зазвенело от наступившей тишины. Только поскрипывание снега под ногами. -- Борзеевич, воткни ветку там, он показал пальцем на скалу, слегка наклоненную и полузанесенную снегом. Пусть Маня хоть так себя согреет, а то после вашей бани и заболеть недолго...
-- Да, сейчас! -- засуетился Борзеевич, отворачиваясь, чтобы Манька не обижалась, что он за нею подсматривает.
Манька подобрала меч, посох и лук, брошенные ею, когда она кинулась в снег, подобрала рюкзак, оставленный Борзеевичем. Достала ключ дракона и, не переставая реветь, побрела в ту сторону, куда вели следы Борзеевича. Борзеевич уже воткнул ветку неугасимого полена в землю, набрал в котелок снегу и приказал ему вскипятить себя, снял с себя полушубок накинув ей на плечи. Он рылся в рюкзаках, доставая одежду, какая осталась.
-- Город будет стоять в одном месте, а видеть его будут в другом, -- всхлипывая, прошептала Манька. -- Все жители города будут мертвы, но все они будут живы, -- ей стало еще обиднее. -- И будет город охранять дракон, который его не увидит, пока охраняет... -- Манька зарыдала во весь голос. -- И куда я сейчас такая голая? И придет человек в город, где его нет, и будет там, где город... Загадает человек одно желание, а выполнены будут три... И умрет человек, и будет жив...
-- Маня, накинь полушубок. Волосы ведь отрастут! -- успокоил ее Борзеевич.
-- А брови, а ресницы? -- Манька заплакала еще горше, понимая, что и они отрастут. -- Если человек возьмет сокровища, то умрет, но будет жив... Если человек возьмет лампу и загадает три желания, не получит ни одного...
-- Брось, Манька, разгадаем, чаю попей, реви не реви, а одежки не воротишь... -- проблеял Борзеевич и тоже всхлипнул. -- Будем греться по очереди, дойдем как-нибудь... Брось ты его, успеем... Чтобы нас поймать, Горынычу теперь надо вокруг гор обежать и еще раз по всем горам проползти. У нас как минимум две недели...
-- А ну как вампирам достанется? Тут немного осталось, всего пять... Тут и про нас есть... Вот, смотри, человек лежит, а над ним еще человек, и город рушиться... И рухнет город, если человек пожалеет человека, а не город... И еще -- обломки ключа и мертвый Дракон... Дракон умрет, когда будет сломан ключ... Еще три... Борзеевич, а живой воды у нас больше нет? -- Манька вдруг вспомнила, что бутыль из под живой воды осталась лежать на снегу.
-- Нет, Маня... Я так испугался... -- запинываясь, дрожащим голосом тихо признался Борзеевич. -- У нас теперь только твой меч, посох и лук без стрел... Десять штук на развод только. Я тут носочки шерстяные приберег...
Манька достала из рюкзака два комплекта нательного белья, один теплый, другой простой, и натянула на себя оба. К счастью, там еще оставалась женская рубашка, подаренная лесными за десятой горой и теплые колготки, купленные Борзеевичем ей в подарок на свою зарплату в одном из магазинчиков, мимо которых проходили. Ветка неугасимого поленьего дерева горела, как стог соломы, она немного согрелась.
Дьявол появился прямо перед ними со свертком в руках. В пределах разумного лицо его было веселым.
-- И нечего, Маня, было убиваться! Я же обещал... -- он развернул праздничную упаковку, перевязанную ленточкой, и вынул плащ, почти такой же, как у себя. Только с другой стороны он был не красный, а серебряный, и с внешней черной стороны с вышитым на нем деревом. Листья у дерева были золотые, а ствол и веточки серебряные.
Борзеевич открыл рот, не веря своим глазам, с восхищением, щупая его. Манька отказывалась верить вовсе. Затаив дыхание, она одела на себя плащ, жалея только о том, что зеркальце было маленьким.
-- Ух ты! -- восхищенно отозвался Борзеевич, обойдя Маньку. -- Таких красавиц еще поискать! Вот волосики отрастут... бровки, реснички...
-- Ну что ты на больную мозоль наступаешь? Полей живой водой, делов-то! -- осерчал Дьявол.
Вид и у Маньки, и у Борзеевича сразу стал виноватым.
-- Так нету... Нету! Я воду на Маню вылил, когда она горела! -- признался Борзеевич, разведя руками.
-- Чтобы ей сделалось, железная она! Видал, как снег закипел? Это она остужалась! -- накричал на него Дьявол. -- А против оборотней как? Если покусают? А как вы стрелы нарастить сумеете теперь за сутки?!
-- Оборотни? -- помрачнел Борзеевич, обернувшись к Маньке и обнаружив, что она не удивилась. -- Так если оборотни за нами в погоню кинулись, то пять дней назад уже... Пять дней назад полнолуние началось!
-- Я еще в пещере знала. Не до них было! -- вспомнила она. -- Тут нигде не укрыться, -- сказала Манька, расстроившись. -- Если только спуститься и найти укрытие с узким проходом. Но если их много...
-- Взорвут. Это не драконы. Вряд ли они без динамита, а днем они могут обернуться в человека. И оружие у них будет. Много их, Дьявол?
-- Их в половину меньше, чем в прошлый раз, но больше и не надо. Нападать будут и спереди и сзади. А вам их бить, я так понимаю, нечем... На расстоянии. Вблизи отбить полторы тысячи оборотней -- нереально!
-- Если бы мы добрались до Вершины Мира... На нее можно взобраться только одним путем, место там узкое, -- предложил Борзеевич. -- Но без живой воды, нам вряд ли удастся бежать с оборотнями наперегонки...
-- В любом случае, нам надо бежать, -- сказала Манька обеспокоено. -- Если мы будем ждать здесь и проливать слезы, мы значительно облегчим задачу оборотням! А так мы поживем немного... Далеко они?