-- Это еще твой, -- радостно сообщила Манька Борзеевичу, посчитав на пальцах по десяткам.
Борзеевич встал, плюнул на ладони, растер, вытащил из скалы меч, подошел к подъему, и когда голова оборотня показалась с верхом, со словами "э-эх!" снес голову ко всем чертям. Безголовый трупик зашатался и сполз по ступеням, вырубленным и Манькой, и Борзеевичем, и кем-то еще, пеплом. Пепла было столько, что ступени пора было подметать.
-- Много еще их осталось? -- спросила Манька, занимая место Борзеевича.
Борзеевич высунулся над пропастью.
-- Штук шесть. Слабые они. Немощь костей без мышц -- явление доказанное.
-- А где еще двое? -- встревожился Дьявол, вскочив. Он приставил кругляки из пальцев к глазам. -- Ух ты, мать честная! Несет! Ей богу несет! Посадил на плечи и несет, привязав веревками к шее! Да так ведь и без шейного позвонка остаться недолго!.. Мань, не хочешь полюбоваться на радость вашу?
-- Ну-ка, ну-ка! Дай посмотрю! -- Манька тоже поднялась и подошла к Дьяволу.
Дьявол приставил кругляшки к ее глазам. Через них горы просматривались, как на ладони. Даже участочек своей земли увидела она, и внутренность радостно взыграла. И только потом она увидела сгорбленную фигуру, которая несла на себе ношу. Тяжелы вампиры, но и человек был не слаб. Манькина земля кормила и поила его, в последний год частично ограничивая. Впереди у Их Величеств лежали еще четыре горы. Если так пойдет, через месяца три выйдут на большую землю.
-- Вот, Дьявол, а ты говорил любви нет! Ты бы уж как-то разобрался, пора им из гнезда выпасть и на крыло встать!
-- Это уж ты сама! -- ответил Дьявол. -- Вон она, твоя соловушка... Вот и почувствуй, какой молодец был Илья Муромец!
-- Эка невидаль... Я этому соловью перья-то повыщипала... Может, и посвистит, но без драконов-то засвистись! Ладно, куда они от меня денутся?
И радостно екнуло сердце, когда заметила у третьей вершины людей, которые готовились спускаться вниз -- их было много. Ярко пылал огонь, они о чем-то спорили с озабоченными лицами, частично разутые и раздетые, но не сломленные.
-- О! -- протяжно выдохнула Манька. -- О! Бог мой!
-- Ну, частично твой, -- согласился Дьявол. -- Невнимательно смотришь!
-- Ветка горит! -- порадовалась Манька, не смея поверить глазам.
-- Вот именно! -- Дьявол убрал руки.
-- Так, твой вылазит! -- позвал ее Борзеевич. -- Видишь, как ручонками за землю цепляется! -- закудахтал он, всплеснув руками.
-- Сейчас мы эти ручонки-то поотрубаем! А ты пока иди, полюбуйся, там землю нашу видно... И не зря мы добро свое оставили, Борзеевич!
-- Да ну! -- обрадовался Борзеевич. И остановился, заметив, что Дьявол прячет руки за спину. -- Ну, батюшка, ну, родненький, ну хоть одним глазиком! -- помолился Борзеевич.
-- Смотри, смотри! -- Дьявол протянул ему руки. -- Только так не увидишь, на камень встань.
Борзеевич вздохнул тяжело и радостно: далеко была земля, а через кругляки близко.
-- Ну, где они там?! -- Борзеевич приблизился к краю обрыва, встав на колено и заглядывая вниз.
В это время над краем пропасти поднялась еще одна голова. Фью-у -- пропел меч. Голова отлетела в сторону. Манька начертила на скале аккуратный крестик.
До дому оставалось четыре вампира.
Глава 15. Там, где косенькая с косонькой...
Группа подрывников из пяти человек поднималась первой.
Валимира не знали, но его привел Виткас -- и никто не сомневался, что свой. Старший по группе Иван похлопал парня по плечу и, не раздумывая ни секунды, обнял его, как старого знакомого, который пропал и вдруг объявился, и лишь хмуро взглянув в сторону начальника экспедиции, который внезапно проявил интерес, допытывая, кто такой и почему вдруг решил стать подрывником.
-- Наш это парень, наш! -- подтвердил Бабилон, который оставался за старшего вместо Ивана, если вдруг приходилось разрывать отряд подрывников на две, а то и три группы. Оба они были примерно одного возраста, но Иван щуплый и невысокого роста, а Бабилон косая сажень в плечах и видом грозный. -- Знаем его, как облупленного! Работал с нами...
-- Сколько?
-- Года два... За большим рублем погнался...
Бабилон остался с четырьмя подрывниками, с которыми Валимир познакомиться не успел, они отправились на гору собирать раненных, и увидел, только когда тянули жребий Бабилон и Иван. Антон и Дан вызвались сопровождать Ивана сами. Но и с ними познакомиться как следует не удалось. Поднимались без слов и быстро. Валимир не переживал, все впереди, успеет. Главное, что Виткас рядом и рюкзак с заветной ношей за плечами -- и в лагере их нет! Изредка он ловил подбадривающий, хитрый-хитрый взгляд друга, понимая, что он думает о том же.
Их сопровождали еще десять человек. Эти были не столько неразговорчивы -- недовольные, что несли и взрывчатку, и продукты, сколько не разговаривали с ними. Между собой они знали друг друга хорошо, и относились с пониманием. Всем выдали продовольствие на неделю, полный комплект снаряжения, теплые вещи, палатки и спальники.
Вышли сразу после гибели Дракона, спустя полтора часа. Рассчитывать приходилось только на свои силы. Пятнадцать человек поднимались быстро, но вся экспедиция вряд ли успеет преодолеть столько же, тем более, что части людей требовался подъем с помощью снаряжения. Самое смешное, что в этих горах, кажется, не было места, чтобы разместить столько людей. Горы уходили вверх почти отвесно. А если и были площадки, то небольшие, со многими скалами. Зато в изобилии открывались гроты и пещеры, которые зияли своими дырами в стенах пропастей, до которых было не добраться.
-- Может быть тут? -- наконец предложил кто-то из тех, кто поднимался в последней группе.
-- Не-а, тут нет земли, тут только снег, -- повернулся Виткас, останавливаясь и засматриваясь на место, на которое показал смотрящий.
-- Много понимаешь! -- разозлился смотрящий. -- Проверьте.
Один из пяти снял рюкзак, заложил динамит и вернулся на ступени.
Снег сошел сразу, обнаружив под собой пропасть.
-- Я же сказал! -- ухмыльнулся Виткас, подбрасывая рюкзак и поднимаясь вверх.
Вечерние сумерки наползли на скалы, внизу, в подножии, где остался лагерь плескалась тьма, которая поднималась все выше и выше. Здесь было еще светло от сияния белесого неба, которое освещалось солнцем из-за гор. Наконец, Виткас остановился и сам указал на ни чем не примечательное место.
-- Здесь!
-- Но здесь ничего нет! -- прикрикнули на него сзади.
-- Есть, -- ответил Виткас, зарисовывая схему расположения взрывных устройств.
Спорить не стали. Подрывники работали быстро.
-- Воткни кол в той пещере! Ночью вытащить людей оттуда будет не так легко... -- горячо прошептал Виткас Валимиру, когда тот вернулся, оставив динамит подрывникам. Он указал на узкий проход по выступу скалы и зияющую дыру чуть поодаль.
Дыра была вытянутой и скорее походила на расщелину в скалах, чем на проход в пещеру. К ней вел небольшой выступ, по которому мог пройти свободно лишь один человек. Валимир понял друга с полуслова. Он протиснулся по выступу и вошел в пещеру, вынув один из кольев. И кол сразу же загорелся в руке, как факел.
-- Эй, ты куда?! -- закричал ему вслед оборотень.
И сразу же услышал голос Виткаса, который ответил слегка виновато.
-- Это я его послал. Все на площадке не поместятся. А вдруг там есть еще место...
Никаких знаков присутствия в этой пещере людей не было. Пещера была огромная, с высокими сводами, с нависающими сталактитами и сталагмитами. Уходила вбок, заканчиваясь несколькими разветвленными узкими ходами. Пожалуй, один кол погоды не сделает. Он вытащил еще пять дубин, и воткнул их на равном расстоянии друг от друга, присыпав землей и осыпавшимся щебнем. После этого сел и попросил дерево свершить чудо, затянув корнями пол пещеры. Вряд ли оборотни догадаются, что это он посадил неугасимое поленье дерево, если дерево успеет разрастись. Спишут загрязнение на прошлое посещение троицы. Само дерево оборотни и вправду не чувствовали. Они поднимались со стрелами и никто ни разу не заподозрил. Даже на посохи посматривали равнодушно. Посохи старались надолго на земле не оставлять. А может быть ступени перебивали запах стрел, они были теплыми и очистившимися от снега, и ни он, ни Виткас не сомневались, что кто-то оставил дерево здесь, узнавая колышки, вбитые в камень. Или дерево прикрывало себя, как тогда на поляне. Зато оборотни хорошо чувствовали огонь, который исходил от него, когда он горел или начинал обогревать пространство.