Виткас раскрыл рот, не найдя что сказать. По его виду Иван понял, что сделал, что-то не то.
-- Дубина ты, у тебя ж колы в рюкзаке! Ты лук мой отдал!
Валимир тоже расстроился. Стрелял он не очень, у Виткаса хотя бы опыт был. Оружия осталось одно на двоих. В тот же вечер попытались лук собрать из того, что оказалось под рукой, используя лыжи, которыми почти никто не пользовался, и часто жгли, как топливо. Но такой лук приходилось прятать, слишком заметный. Пришлось оставить, чтобы не вызвать подозрений.
Еще четыре ночи прошли в тревожном ожидании. Каждая ночь стоила кому-то жизни. Их охраняли, как не охраняют военный объект. Вампиры приходили на место нового лагеря быстрее, чем люди. Вместе с людьми исчезали и оборотни, но их как будто это не интересовало. На пятый день на вершине пятой горы произошло нечто, что сбило с толку даже видавших виды оборотней. Его Величество самолично расправился с сотней вампиров, отрубив им головы одному за другим. В эту ночь в лагере наступило перемирие между оборотнями и людьми, и даже пообедали вместе. Но на утро людей опять не досчитались. Хуже, что начались разговоры о том, что Его Величество не в курсе того, что происходит. Никто не видел, чтобы он сам пил кровь, зато видели, что ночью его убивали вместе с людьми. В побасенку верили.
На следующий день с утра в палатку на двенадцать человек вошел Виткас. Взъерошенный, испуганный и взволнованный одновременно. Ждали завтрака, собираясь неторопливо. Предстояло лететь на коврах-самолетах, и, упаковывая вещи, их связывали крепко, чтобы не растерять по дороге. Альпинисты тоже были здесь, обсуждая своих погибших ночью. Разумеется, никто ничего не видел и не слышал. И все слышали, и многие видели, как кричали проклятие Дьяволу, Маньке и Борзеевичу, усыпив Его Величество, которого вытащили спящего из палатки с людьми. Его жалели -- он часто спал среди людей, поднимался с людьми и не боялся никакого огня. Уже многие понимали, что его окружает секта людей-людоедов. Даже оборотни удивленно смотрели ему вслед -- как человек мог править вампирами? И часто игнорировали его, подчеркивая свою независимость. Но только до казни вампиров -- этой ночью все изменилось.
Самое смешное началось, когда Валимир попробовал объяснить, что именно так накладывается Проклятие на третье лицо. Ему поверили лишь свои и группа альпинистов, которыми руководили Олежек и Марат, остальные в тайне обсуждали происходящее, склоняясь то на сторону неизвестного, который руководил спасательной операцией, то Его Величества, которому требовалась помощь.
Марат как раз рассказывал Валимиру, что вечером к нему подкатил оборотень и честно признался, что они находятся среди вампиров и оборотней, что сам он поневоле тоже один из них, даже попытался что-то объяснить из того, о чем говорил Валимир. Попросил посадить его на ошейник, одеть ему намордник и вернуться с ним назад, пообещав, что по дороге сумеет обеспечить их едой и всем необходимым, из припрятанного лично Его Величеством. А чтобы ему было не страшно, призвал забрать как можно больше людей, судьбой которых был обеспокоен не меньше Марата. В числе достойных спасения он назвал и Валимира, особо упирая на то, что только подрывники с опытом знают, как провести их всех через опасные горы. На удивление Марата, что же его так напугало, ответил, что не пил слюну дракона Их Величеств и просто хочет жить.
Марат сделал вид, что ему не поверил, а с утра, когда представился удобный случай, с изумленным видом пересказал Валимиру слово в слово все, о чем они разговаривали с оборотнем накануне.
-- Он от тебя избавиться, когда жрать захочет, -- подытожил Валимир. -- Чтобы сопротивляться зверю, надо иметь такую силу, которой у человека не было и не будет, если сам Дьявол зверя в человеке не убивает. Души нет, откуда совесть? Его начнет ломать, когда луна выйдет.
-- Но ведь не все по своей воле! -- не согласился Иван, который слушал разговор.
-- Это как Проклятие, -- объяснил Валимир. -- Только там на спину садят жертву и плюют в нее, а здесь его душу зверь убивал и никто не плюет. Он сам плюет. А хоть бы тот же Святой Отец, который все грехи ему простил -- и человек становится зверем. Если простил, то все можно. Оборотень не жертва, он тварь, которая убивает точно так же, как тот, кто убил его душу, а если противиться начнет, боль, которая уже однажды убила его, войдет в его тело. Ты не знаешь, какую боль я в себе таскаю, чтобы не быть жертвой. Он, своего рода, тоже Бог, только в одну сторону. Нет, здесь что-то другое. Конечно, хоть один оборотень нам бы не помешал. Присмотрись к нему. Стрелы у тебя есть. Если человек в нем сильнее зверя, выживет. Но не рискуй людьми.
-- Валимир! -- к ним протиснулся Виткас. -- Возьми бинокль!
-- Что случилось? -- испугался Марат.
Но Валимир уже бежал за Виткасом. Следом из палатки выскочили и сразу стали степенными Марат и Иван. За ними Олежек и Ерепа, еще один руководитель группы, которая следовала за вампирами, собирая снаряжение. Виткас увел их за скалу.
-- Смотри, -- он наставил бинокль на точку.
Иван и Марат тоже посмотрели в ту сторону. Валимир побледнел.
На гору, хоронясь за скалами, короткими перебежками поднимались оборотни -- насчитали пятьдесят. Звери были не белесо-серые и не снежно-белые, а черные и темные.
-- Это за мной! -- с отчаянием в голосе прошептал Валимир и рассмеялся.
-- А чего это они черные какие-то? -- заметил Олежек, подсчитывая их количество. -- На наших не похожи...
-- Будут по трону бегать, побелеют, -- Валимир снова впал в отчаяние. -- Часа через три будут здесь!
-- С такой скоростью, пожалуй, быстрее, -- подсчитал Виткас. -- Я видел, как лихо поднимались в гору. Видишь, как приседают, чтобы их не заметили. Без всадников. Но вряд ли нападут прямо сейчас. Часть людей уже отправили, вампиры тоже улетели, ковры вернутся, наша очередь. Тут только оборотни останутся. Чего им силы тратить в пустую?
Виткас смерил взглядом расстояние до шестой горы. Склон пологим спуском простирался до самого подножия.
-- Думаю, их надо будет ждать ближе к ночи... Или ночью, когда все уснут. Они скейтборды на себе тащат и мешки... У них, наверное, и оружие против оборотней имеется... Если скейтборды, то профессионалы по спуску... Я сам скейтбордом увлекаюсь. Профессионалу спуститься, -- Виткас смерил на глаз расстояние до подножия шестой горы, -- километров семьдесят, плюс минус впадины и разломы, часа три. Их только пропасти задержат разве что...
-- У них, наверное, и ковер-самолет есть...
-- Ковер-самолет в рюкзак не спрячешь...
-- Может, у них маленькие коврики. Я видел, свернул, как половик, -- и в сумку засунул. А что, на снегу не спишь, яйца не отморозишь. Оборотни, знаете, какие тяжести поднимают! Как муравей, в пятнадцать раз больше себя. Им этот коврик -- тьфу!
-- Пожалуй ты прав, -- присвистнул Виткас, одобрительно взглянув на Ерепу. -- Смотрите, позади еще десять оборотней... И самый настоящий ковер-самолет... Спускаться они будут, когда стемнеет... Днем заметят.
-- Значит, среди них есть те, которые трансформируются по желанию. Или все они. Не удивлюсь, если выясниться, что среди наших оборотней затесались лазутчики.
Все разом обернулись к Марату.
-- Вот и причина, по которой к тебе обратились! Так-так-так!
-- Значит, они меня вычислили, но не уверены, -- обрадовался Валимир. -- Иначе, меня с вами уже бы не было. Или попутали с кем-то из ваших...
-- А с чего это ты решил, что за тобой? -- Марат смерил его с головы до пят. -- Кто ты такой, чтобы оборотень с тобой за ручку здоровался?
-- Я, между прочим, самый важный человек тут после Его Величеств, -- усмехнулся Валимир. -- Не сегодня, завтра сяду на трон, если Маньке и Борзеевичу подфартило убить двух других драконов. И, между делом, я любого могу убить взглядом. Человека, естественно. Посмотрю с любовью, и перестанешь существовать сегодня же ночью. Я проклятый, как Манька и Борзеевич. Мы можем весь мир под себя подмять и потерять два аршина, на которые имеет право каждый человек. Нас проклятых даже на кладбище не принимают, потому что мы падаль, которую должно клевать всем и каждому, зато душе строят мавзолеи... Нас любят точно так же, как ненавидят. О, ты не знаешь, как низко могут пасть и подняться проклятый и вампир! Правда я еще не совсем проклятый и вампир, но когда поймают -- буду.