Два года назад Ярослав отправил своего любимца с грамотами далеко на восток, в земли хорезмийцев[68]. Хотел получше разузнать о тамошней жизни, думал расширять торговлю, искать прочных союзов. И вот теперь Яровит возвратился, и князю не терпелось выслушать его.
Исхудалый большеглазый юноша лет немногим более двадцати, с бронзовым от загара лицом и выгоревшими под жаркими лучами южного степного солнца тёмными волосами, высокий, тонкоусый, в пыльном дорожном вотоле[69], нервно сжимая в руках войлочную шапку, кланяется Ярославу в пояс.
Старый князь порывисто заключает его в объятия, приглашает сесть за стол. Яровит хмур, задумчив, сосредоточен.
— Извини, княже, — начал он, торопливо отпив из поданной челядинцем чары глоток сладкого греческого вина. — Спешил к тебе, прямо с дороги. Недобрые принёс вести.
— Что такое? — насторожившись, взволнованно спросил Ярослав.
— За Итилем[70], в степях бродят кочевые орды. Жгут, грабят, нападают на города. Вся Хорезмийская земля ныне в руках одного племени — сельджуков[71]. Племя это сродни огузам[72] и торкам. Каганат огузов на реке Сейхун[73] разгромлен иными ордами, рекомыми кипчаками. Янгикент, главный город кагана, взят копьём и разграблен. Взяли кипчаки и иные грады — Сыгнак[74], Сауран[75]. Орды их тьмочисленны, кочуют от Сейхупа до великой реки на восходе. Купцы называют ту реку Иртыш. Вся степь за Итилем подвластна кипчакам.
— Откуда взялись эти кипчаки? Вот напасть. Теперь не до торговли будет. Да, худо дело, — раздумчиво огладил долгую бороду Ярослав.
— Учёные люди говорят, жил раньше в степях большой соуз племенной — кимаки. Из него будто бы и отделились эти самые кипчаки. Живут в поле, коней пасут, овец, хлеб не сеют. А ныне, как я возвращался, слух прошёл, через Итиль они двинули, торчинов и печенегов теснят. В Саксине[76] купцы лавки закрывают, уезжают в иные края.
— Стало быть, скоро эти самые кипчаки возле наших земель окажутся?
Яровит угрюмо кивнул.
— Так, княже. Там ведь, от Итиля к восходу — сушь, песок. Ни пастбищ добрых, ни рек великих на сотни вёрст. А народ кипчаки кочевой, степной.
— Каковы они из себя? С печенегами схожи?
— Да нет. Глаза у многих узкие, как щелки, лица скуластые. Волосы у большинства тёмные, но есть среди них и светловолосые, и рыжие. И, думаю, опаснее они печенегов будут.
— Вот как. Да, видно, нелёгкое грядёт на Руси время. — Ярослав горестно вздохнул.
Он ещё долго беседовал с Яровитом, и с лица его не сходили тревога и печаль.
В недобрый час оставляет он родную землю. Лютый враг подступает к её рубежам. Но ничего поделать нельзя на всё Божья Воля.
Как он решил, как обдумал, так он и поступит — иного нет.
Несмотря на старость и болезни, Ярослав продолжал заниматься державными делами: разбирал судебные споры, давал распоряжения тиунам и воеводам, рассылал гонцов. Глядя на беспокойные лица старых своих сподвижников, сыновей, иереев, он улыбался, ободрял их, хотел показать, что здоров и полон сил. Пусть не боятся за него, делают все дела, как прежде.
В середине февраля, когда обрушились на землю свирепые метели, старый князь выехал из Киева в Вышгород — город, в котором почти безвыездно жил последние два года. Теперь, на исходе земных лет, хотелось ему побывать у гробов братьев-святых, посмотреть с кручи на скованный льдом Днепр, обозреть тёмную дремучую пущу за рекой, тянущуюся за окоём[77], в неведомые дали, полюбоваться свинцовыми маковками церквей.
Недалёк путь до Вышгорода, но показался он старому Ярославу на редкость долгим. Глядя на белый снег, на дорогу, по которой мчались сани, князь чувствовал, как из старческих плохо видящих глаз его текут горькие слёзы. Невестимо сколько вёрст изъездил он за свою жизнь, но теперь впереди у него лишь вот эта последняя дорога.
В Вышгороде, как только приехали, великому князю стало совсем худо. Гридни с трудом вывели его из саней и сопроводили в горницу. Бессильно упав в мягкое высокое кресло, Ярослав снова предался невесёлым думам.
Пришла ему пора ступить последний шаг, свершить последнее в земной жизни деяние. Он беспокойно заворочался, приподнялся, упираясь слабеющими дланями в подлокотники, и едва слышно проговорил:
68
Хорезм — историческая область и древнее государство в Средней Азии, в низовьях р. Амударьи.
69
Вотол — верхняя дорожная одежда, грубая, из валяного сукна. Встречались и дорогие, княжеские вотолы, саженные жемчугами.
71
Сельджуки — ветвь племён тюрок-огузов. В 40-х — 80-х годах XI века захватили большую часть Средней Азии, Иран, Азербайджан, Грузию, Малую Азию. Государство сельджуков распалось в XII веке.
72
Огузы — средневековые тюркские племена, жившие до XI века в степях Центральной Азии и Монголии.
74
Сыгнак — в древности крупный торговый и ремесленный центр, располагался на территории современного Казахстана. К середине XI века — столица кипчаков.
75
Сауран — в древности крупный торговый и ремесленный центр, располагавшийся на территории современного Казахстана. Славился особо прочными и неприступными оборонительными укреплениями.