Полет оказался не слишком долгим, - вскоре показалось дно. Вэру задумался, что будет, если он ничего не прикажет.
Дно приближалось. Он, расслабившись, смотрел на него - и вдруг плюхнулся на пол, на живот, с довольно глупым видом. Поднявшись, Анмай посмотрел вверх. Там никого видно не было, но он поспешно нырнул в боковую трубу и вышел в один из обычных коридоров.
Здесь, на самом нижнем из доступных файа этажей корабля, оказалось неожиданно прохладно. Многие механизмы отключились, но компрессоры и тепловые трубы работали по-прежнему. В результате, кое-где здесь было даже холодно, а наружная броня корабля сияла мертвой белизной - раскаленная добела.
Обычных световых полей здесь не было, - чистый голубоватый свет испускали закрепленные на потолке пластины. Темные стальные стены слабо отблескивали, мягкий серый пол глушил звук шагов. В стенах изредка выступали квадраты больших бронированных дверей, - они вели в цеха производственного комплекса звездолета.
Здесь и раньше никто не бывал, и Анмай надеялся побродить в одиночестве. Но всего через минуту сзади донесся шум воздуха, затем глухой удар, - кто-то спрыгнул из летной трубы на пол.
Оглянувшись, Анмай вошел в темное ответвление туннеля. Восьмиугольный проем в его конце перекрывали гладкие белые плиты двери-диафрагмы.
Он растянулся на сером пластике у стены, зная, что его одежда сливается с полом. Довольно долго он ничего не слышал, но, когда он шел, его босые ноги тоже ступали совершенно бесшумно...
Вдруг по коридору беззвучно, как призрак, прошла девушка, одетая лишь в короткую набедренную повязку из темно-красной, блестящей ткани. Анмай видел её считанные секунды, но хорошо рассмотрел - и замер в изумлении. У неё была великолепная, подтянутая и идеально стройная фигура. Масса густых черных волос скрывала почти всю спину. Сотни рассыпанных в них крохотных цветных огней делали их похожими на звездное небо.
Ни в её одинокой прогулке, ни даже в её одежде не было ничего удивительного, но Анмай тихо подкрался к углу и выглянул в коридор. Девушка свернула в почти темный боковой проход и пропала из виду. Оттуда донесся звук открывающейся двери.
Анмай секунду колебался, потом последовал за ней. Ступая совершенно беззвучно, он тоже достиг ответвления и заглянул за поворот. Там, в конце тупика, была дверь, очевидно, ведущая на склад.
Потихоньку приоткрыв её, он увидел просторное помещение, полутемное и с низким потолком. Оттуда доносилась непонятная возня и сдержанные стоны. Стонала девушка, - но явно не от боли. Анмай застыл на минуту, затем очень осторожно заглянул внутрь.
Комната была завалена рулонами яркого пёстрого шелка, беспорядочно растрепанными. На них уютно устроились пять или шесть нагих девушек. Они занимались любовью, - на сверхтехнологичный манер Файау.
Одна из них лежала навзничь, закинув руки за голову, судорожно выгибалась, и стонала так, словно вот-вот задохнется. Другая сидела напротив, направив на неё плоское остроносое устройство с крохотным пёстрым экранчиком сбоку. Анмай, вздрогнув, узнал лассу - ужаснейшее, после Эвергета, изобретение файа. Теперь он понял, зачем они выбрали столь укромное место. Ласса была генератором ощущений и могла передавать их на расстояние до нескольких метров с практически неограниченной интенсивностью. Ощущения могли быть любыми, - радость, боль, нежность, чувственное удовольствие, страх... Противиться действию лассы было невозможно, и те, кто хоть раз испытал его, как правило, уже не могли без него обойтись. Конечно, и сам Анмай после всеохватных любовных слияний порой хотел чего-то, несравненно большего. Но это устройство излучало эмоции - последнее, что отличало живого файа от машины. С помощью лассы любая пустая душа могла испытать всё недоступное ей богатство чувств, не разделяя их. И пусть в любящих руках ласса могла стать тем чудом, что сливает души влюбленных воедино, она давала её владельцу безграничную власть. Гораздо чаще она становилась орудием унижения и боли. Конечно, ласса была запрещена, но искушение, как всегда, оказывалось сильнее. И пусть её применение считалось позором, но любознательной файской молодежи хотелось испытать всё...
Здесь девушки устроили нечто вроде состязания, - кто доставит больше удовольствия, - и то и дело менялись, бесстыдно обсуждая свои ощущения, очевидно, очень яркие, - попав в луч, они извивались, выгибались дугой так, что опирались о пол только ладошками и пальцами босых ног. Но у лассы был один недостаток, - узкая направленность, - и её воздействию могли подвергаться только один или двое. Анмай усмехнулся, - в любви возможность получать удовольствие была далеко не самой важной. Гораздо приятнее дарить его, - самому, чувствуя, как отзывается тело любимой...
Юные файа, как оказалось, считали так же. Девушки решили эту проблему вполне естественным путем, - сбившись в тугой клубок из перепутанных ног, приникших к груди губ и ладошек, трущихся между бедер. Шепот, тихие вскрики, стоны слились в единую музыку любви.
Анмай ощутил, как его охватывает жар, - не только уши, но и всё тело, до пяток. В Файау генетическая структура файа непрерывно совершенствовалась, - но, так как этим, в основном, занимались мужчины, усовершенствования касались, большей частью, девушек. Результат был понятен, - они стали, в массе, лучше парней, и Файау приобрела отчасти феминистический характер. Считалось, что парни плохо разбираются в искусстве любви, - и не удивительно, что девушки Файау занимались ей друг с другом.
Анмай яростно встряхнул волосами, затем подошел к ближайшей двери, положив руку на углубленный квадрат справа от неё. Пластина мигнула и через секунду массивная плита отскочила вверх. Едва он прошел, она захлопнулась с мягким, отдавшимся в ушах ударом.
Он оказался в высоком, занимавшем три яруса, длинном помещении. На плоских платформах вдоль стен стояли огромные черные цилиндры. Анмай узнал вакуумные форматоры, - они могли создать почти любой предмет из тончайших струй осаждаемых послойно атомов. Он взобрался по лестнице наверх одного из цилиндров, сел, упершись пятками в выступ огромной крышки, и задумался.
Уже почти два года он жил в Союзе Файау. Он не бывал на других его планетах, но многое узнал о них. Её Первичный мир уже давно не был самым развитым и счастливым. Некоторые, - например, Церра, - ушли много дальше. Были и отставшие, особенно среди дальних колоний. Но Анмай не мог составить цельную картину. В Файау каждому была доступна любая информация, - в принципе, по крайней мере, но её общий объем был столь огромен, что докопаться до нужной часто становилось невозможно. Многое он с трудом мог понять.
Хотя единство Файау оставалось нерушимым, её развитие не везде шло одинаково. Случались отклонения, иногда очень неприятные. Файау стала очень либеральной в некоторых вопросах общностью. Иные действия, чудовищные с его точки зрения, стали в ней повседневной нормой. Бессмертие сделало бессмысленным убийство, любое преступление вообще. Так как полностью уничтожить чью-либо личность никто не мог даже при большом старании, за убийство теперь не полагалось наказания. Оно могло быть развлечением. Были миры, где файа убивали друг друга, охотились друг на друга. Были миры, где велись войны, где разыгрывались эпизоды истории файа и истории других рас. Там воевали с помощью самых примитивных средств, и там всё было настоящим - оружие, ненависть, боль, расправы, пытки, государственные интриги, эпидемии, лагеря смерти - всё, кроме самой смерти. Умерший от голода, замученный насмерть, разорванный в клочья снарядом файа через шесть месяцев получал новое тело и мог покинуть этот мир, или вновь включится в игру, если позволяли правила. Таких миров было много.