- А другие расы?
Среди прочего, файа заселили старые не-планеты Мэйат, где интеллектронные системы ещё частично сохранились. Кроме того, есть примесь младших рас, хотя и очень небольшая.
Анмай вдруг понял, что по-прежнему ничего не знает о Файау. Три с половиной тысячи лет стали непроходимой пропастью. В ней окончилась история файа и началась история машин, - а он не смог понять этого. Как может развиваться сознание? Чем оно может стать?
Он понял, что сам должен всё это узнать, - и испугался. Участь части чужого ума показалась ему хуже смерти. Ему вдруг нестерпимо захотелось проснуться как можно дальше отсюда - на новой колонии, на Девяти Мирах Файау, или хоть в своем прошлом - даже в приюте. В любом месте, где нет разумных машин. Но, хотя на самом деле у него не было выбора, кроме интеллектронного слияния или смерти, предстоял он в неопределенно далеком будущем и пока не слишком его трогал. Сейчас он хотел просто смотреть на звезды.
Едва он пожелал, поле под ним исчезло, и он упал на пол, но так мягко, что даже не почувствовал. Ледяной холод сквозь тонкую ткань одежды потек в тело. Пол медленно прогибался, засасывая его, - он уже не видел ничего, кроме неба. Но, лежа навзничь в мягких объятиях ожившего пластика, он чувствовал себя единым со всей несущей его громадиной. Это было очень приятное ощущение. Он привык быть необычным, отдельным, особым, - это право у него оставалось, но он утратил способность влиять на окружающий мир. Анмай никогда не рвался к власти, - но в Фамайа её сохранение стало для последнего Единого Правителя вопросом жизни и смерти, и сейчас он вдруг понял, что ему не хватает этой борьбы. Ни дома, ни друзей, ни врагов. Одна Хьютай. Но и она чувствовала себя не лучше. Они могли делать всё, что хотели, - но это ни к чему не вело...
Лишь уже действительно замерзнув, Анмай выскользнул из рубки и помчался вниз, к двери-диафрагме. Миновав её, он вдруг подумал, что свобода, - тоже не высшее счастье. Выбрать из бессчетных возможностей трудно, и нельзя порой даже понять, что выбор неверен. Не поэтому ли он не хочет выбирать занятие, имеющее хоть какой-то смысл?..
Анмай яростно встряхнул головой, словно выбрасывая из неё обрывки мыслей, и представил, что это такое, - стать колоссальным бессмертным существом, для которого не существует преград. Это была его неизбежная, но почему-то не манящая судьба.
* * *
Три месяца спустя Анмай сидел у окна-экрана своей комнаты. В нем парил бледный, едва заметный диск - планета без солнца, едва заметная в свете звезд, но ничуть не похожая на его родной Уарк. Это был газовый гигант, причем относительно некрупный, - такие, обычно, встречаются во внешних областях планетных систем.
Астрофайра уже тормозила. Через две недели она попытается прыгнуть внутрь Линзы. Этот же мир она заметила давно и даже изменила курс, чтобы пройти возле него. Сейчас он был всего в сорока тысячах миль и казался бледной дырой в сверкающих небесах.
Анмай поудобней устроился в кресле. Изображение в метровом квадрате окна было безупречно во всех отношениях, - казалось, он и впрямь смотрит в открытое окно на удивительное, полное звезд небо. Его вид никогда не надоедал ему.
Обернувшись, он увидел Хьютай - та, уютно устроившись на постели, читала книгу, одетая, в основном, в одну футболку - такую куцую, что между подолом и трусиками было добрых три дюйма ее кожи. Зная, что это очень выгодно подчеркивает тугой изгиб её бедер и стройные длинные ноги, она любила вертеться в таком виде на его глазах, - якобы занимаясь очень важными делами.
На борту Астрофайры, вообще-то, не было книг, и Хьютай пришлось их заказывать. Сейчас у неё собралась уже целая библиотека отчетов других звездных экспедиций, о малоудачных контактах файа с иными цивилизациями. Анмай тоже с интересом читал их, хотя не мог отделаться от мысли, что всё это слишком интересно, чтобы быть правдой.
Разумная жизнь как таковая вовсе не была во вселенной редкостью, - в любой крупной галактике можно было насчитать триста или четыреста цивилизаций и куда больше населенных планет. Таким образом, даже в наблюдаемой зоне их общее количество достигало примерно полутора триллионов. Одна эта цифра легко могла свести с ума. Жизненные формы разума оказались до крайности разнообразны. Двуногие прямоходящие преобладали, но встречались и разумные осьминоги с венцами огромных глаз, - они дышали воздухом, не отдаляясь, впрочем, от воды. Или шары-аэростаты с пучками щупалец, парящие в густой атмосфере планет-гигантов, получавших от своих солнц не меньше тепла, чем Файау. Впрочем, наличие двух рук и ног, как правило, не означало сходства.
Были полуводные расы, похожие на прямоходящих лягушек, или, напротив, на файа, - но лишь выше пояса. Были летающие, похожие на летучих мышей, - на планетах, чья слабая гравитация всё же могла удержать атмосферу, - как правило, в системах нежарких спокойных солнц. Были сумчатые, были покрытые роскошной шерстью, с полукруглыми ушами, похожие на медвежат из сказки. Были четырехрукие, похожие на обезьян создания, - они происходили от птиц, хотя и сохранили от них только рудиментарный клюв. Не нашлось лишь существ, подобных файа. Были очень похожие, - но не такие. А были и гиганты, общавшиеся радиоволнами и жившие практически вечно, - но они, как не странно, так и не создали технической цивилизации.
Что же до религий, искусств, форм общественной организации, - то они были столь разнообразны, что просто захватывало дух. Среди них были и прекрасные, и невообразимо чудовищные. Сама Файау давно переросла ту стадию, при которой ещё можно говорить о государственном устройстве. Но коммунистические принципы, положенные некогда в её основу, нигде больше не встречались. И Файау не поддерживала связь ни с одной цивилизацией равного с ней уровня, - просто потому, что таких цивилизаций не было. Даже более старые расы, чем она, в абсолютном большинстве уступали Файау. Почему?
Файа считали, что освоение космоса, заселение других миров - это единственный шанс расы стать чем-то большим, чем планетарный феномен. Но это требовало чудовищных затрат, концентрации всех усилий, - понятно, что в ущерб интересам живущих здесь и сейчас. Такая задача и впрямь могла быть решена, - хотя и не обязательно. Тогда цивилизация начинала движение по гибельной синусоиде, многократно приходя в упадок и возрождаясь после социальных потрясений и банальных массовых вымираний. Проходя бесконечный ряд разрушительных кризисов, она платила за свое слабоволие и недальновидность миллиардами жертв, пока её создатели либо не разрывали порочный круг выходом в космос, либо не истощали ресурсы планеты, и не вымирали окончательно. В любом случае, создание звездолетов не относилось к числу их главных задач, и даже появление чужого корабля воспринималось таким обществом лишь как источник получения новых технологий, если не как просто досадная помеха, которую надо устранить как можно быстрее.
Очень немногие расы, кроме файа и Мэйат, смогли освоить Йалис. Это неизбежно ограничивало их развитие. Меж звезд они летали на релятивистских ракетах, но эти полеты длились десятки или сотни лет, а радиосвязь на таких расстояниях практически теряла смысл. Поэтому, если какой-то расе и удавалось основать колонии, они никогда не составляли единой культуры, как Файау. Независимо от своего желания, каждая такая колония неизбежно превращалась в отдельную цивилизацию. Иногда лишь с помощью анализа наследственности файа могли установить их родство с метрополией.
Общение же с юными расами, одинаковыми в своем невежестве, не представляло никакого интереса, - по крайней мере, с научной точки зрения. По мере развития файа загадка чужого разума привлекала всё меньше внимания. Она считалась менее важной, чем изучение Вселенной или познание её свойств. Впрочем, некоторые, отнюдь не популярные исследователи считали, что рождение владеющих Йалис сверхрас происходит волнами и файа, - просто первые в очередной волне, поскольку открытие Йалис и само появление разума, - явления случайные и необязательные. Файау возникла вследствие серии случайных совпадений, - вероятность их повторения была крайне мала. Короче, дело было в везении, а не в особой исключительности Детей Кошек.