Висящая на стене одежда Анмая неестественно отклонилась вбок, но Хьютай не ощущала давления, - она давным-давно привыкла ко всем этим странностям, и только страх не хотел уходить. Всё время Долгого Сна Анмая она сама спать не могла. Сон начался два дня назад, и это значило, что он продлится ещё столько же... по меньшей мере. Впрочем, спать ей уже не хотелось. Она знала, что продержится и эти два дня, и даже в несколько раз дольше, - её тело было хорошо приспособлено к таким испытаниям. По крайней мере, сейчас она ощущала себя бодрой, - сильнейшее нервное напряжение прогоняло сонливость. Анмай вновь что-то слабо, еле слышно сказал...
Хьютай прислушалась, потом вдруг вскочила и вышла, хлопнув дверью. У каждого есть последний барьер сопротивления, за которым он готов на всё, лишь бы избавиться от бессмысленного, душащего страха, и она этот барьер перешла. В конечном счете, Вэру ничего не грозило, - о нем заботились машины, и ей оставалось лишь смотреть... вот только делать это она больше не могла.
Она взглянула на тупо мерцавшую стену, и решительно толкнула дверь в комнату Айэта. Там было почти темно и пусто, - так пусто, словно здесь уже давно никто не жил. В рубке было светлее, но кроме мертвенного серого мерцания, живущего своей безумной жизнью, в ней ничего не двигалось. Хьютай вышла на середину зала и осмотрелась. Никого. Плиты люков, ведущих вниз, наглухо заперты, - впрочем, если бы Айэт попал туда, его мгновенно бы размазало по стенам. В бывшей крыше рубки были прорезаны ещё несколько дверей, ведущих в помещения для отдыха, но за какой из них Айэт? Она смотрела на них, пытаясь не угадать, а почувствовать, за какой же из них скрывается юноша. Вот дверь в ванные комнаты... в тренировочный зал... в оранжерею, где все растения давно повяли... ещё куда-то...
Хьютай решительно вошла в эту, последнюю дверь, - просто потому, что забыла, что за ней. Беззвучно ступая, она поднялась по металлической лестнице в дальней стене, толкнула ещё одну дверь... Теперь она была в бывшем лифтовом стволе, соединявшем основные жилые помещения над главной рубкой. Здесь уже очень давно никто не бывал, всюду лежала пыль.
Она осторожно пошла вперед, пробираясь среди труб, тянувшихся по ставшей полом стене. Изредка прямо под её ногами мелькал плоский колодец светового окна, мерцавший белесой танцующей мутью. Металл полыхал мертвенным жаром, но воздух был относительно прохладен, - все обитаемые помещения "Товии" охлаждались.
Вся невольно подобравшись, она прошла сотню метров, упершись в крышу шахты. Айэта нигде не было, но в стене зиял открытый проем ставшей люком двери. Заглянув туда, она увидела залитый неярким белым светом коридор. Свет явно кто-то включил. Не раздумывая больше, она прыгнула с трехметровой высоты. Во время короткого полета её неощутимо подтолкнуло в спину, пол бросился под ноги, подсек их...
Хьютай покатилась по нему, полежала минуту, и медленно поднялась, растирая отбитые локти и колени. Коридор выглядел странно, - белая стена с углублениями наглухо запертых дверей под ногами... вторая над головой... слева - серый бывший пол, справа - дымчатый светящийся потолок. Коридор таинственно изгибался, поднимаясь вверх и исчезая. Но тот, кого она искала, не прятался.
......................................................................................
Айэт сидел, прислонившись к светящейся стене, и наполовину утонув в ней. Его белая туника сливалась с сияющей дымкой, и лишь смуглые руки и лицо, обрамленное черной гривой, резко выделялись. Он сидел, поджав ноги, положив на них скрещенные руки, и откинувшись назад. Его широко открытые большие глаза были неподвижны и пусты, лицо мертвенно-спокойно. Зрачки так расширились, что глаза юноши казались совершенно черными, чужими, пустыми и страшными, словно у трупа. Они не двигались, не моргали, и лишь их влажный блеск и медленно стекавшие по щекам слезы говорили, что Айэт жив.
Хьютай обморочно вскрикнула, закусывая руку, но в следующий миг поняла, что эти ничего не видящие глаза, - следствие полного, кататонического оцепенения. Лишь теперь она поняла, куда так надолго исчезал юноша, и это открытие пронзило её, как удар. Затем её захлестнула жалость к этому увязавшемуся за ними мальчишке, пожертвовавшему ради них всем. Она бросилась к нему, встряхнула раз, второй... Айэт мягко упал на бок. Его бездонные черные глаза остались неподвижными. Разозлившись, она влепила ему несколько здоровенных затрещин, но оцепенение зашло так далеко, что Айэт не реагировал даже на это.
Она на секунду растерялась, потом пнула юношу в живот, целясь в солнечное сплетение. Она по своему опыту знала, что это очень больно. И потом... Айэт мог не чувствовать боли, но вот не дышать он не мог.
Её ожидания оправдались, - юноша скорчился, прижав руки и ноги к животу, его глаза закрылись. Он мучительно вздрагивал, пытаясь вдохнуть, зажмурился, закашлялся, потом медленно, неловко приподнялся.
- Хьютай? - в его сузившихся глазах светился страх, дикий, беспредельный.
Пытаясь погасить его, она прикоснулась к его плечу. Юноша вздрогнул, пытаясь подняться, но тут же вновь упал. Хьютай протянула руку, осторожно погладила его волосы... Сначала Айэт вздрагивал при каждом прикосновении, потом успокоился и закрыл глаза.
- Знаешь, - вдруг сказал он, - лишь сейчас я понял, как плохо, когда рядом нет никого, с кем можно разделить всё, - радость, горе...
Он замолчал. Хьютай продолжала гладить его вихры. Потом он заговорил вновь.
- Сейчас... Сейчас я видел... свой дом... Асус... мой родной город в Актале. Там я тоже был одинок... я был единственным файа там... чужаком. У меня не было там близких друзей, не было и девушки - хотя я совсем не был к ним равнодушен! Просто... я не встретил никого, с кем мне хотелось бы разделить свою жизнь, - как тебе с Вэру. Я тогда ужасно злился на свою разборчивость, но поделать ничего не мог. У меня всё же были приятели... человек десять... там была одна девушка... стройная, с русыми кудрями до плеч... у меня были такие же длинные волосы... как сейчас... и она всё время дразнила меня... спрашивала, девочка я, или мальчик. Тогда мне было семнадцать лет... по-настоящему семнадцать. Я не согласился бы разделить с этой девушкой свою жизнь... но если бы она оказалась здесь... всего на один день... - он смутился и смолк.
- Хьютай, это безумие, я знаю, - тихо сказал он. - Я знаю, что связывает тебя и Вэру... но если бы ты... хотя бы раз... я хочу только утешения... мне так плохо... - он замолчал, глядя на неё мучительно расширенными глазами.
Вместо ответа она обняла его, её руки легко, почти неощутимо легли на его плечи... она нагнулась и коснулась своими губами его губ. От неожиданности, - впрочем, не только от неё, - у юноши перехватило дыхание. Он слышал бешеный стук своего сердца в мертвой тишине, но она его уже не пугала, наоборот... Он почувствовал, как его затягивает темный водоворот... и испугался - сам себя.
- Постой... я имел в виду совсем не это, - испуганно сказал он, поспешно отодвигаясь от неё. - Я хочу только... я сам не знаю. Утешения... радости... но не такой... я не...
Он замолчал, чувствуя жар на щеках. Голова у него кружилась, всё вокруг казалось нереальным, - словно всё это происходило во сне... и он не мог отличить его от реальности...
- Я прошу тебя... разделить со мной радость... и соединиться в любви... - он механически произнес заученную ещё в юности фразу. От волнения позабыв половину слов, он так и не сумел назвать имени.
Это было, как наваждение. Голова у Хьютай закружилась, её бросило в жар, соски затвердели, резко выделяясь под тонкой тканью туники. Желание её было очень сильным, но она также понимала, что её ведут в равной мере любопытство и жалость.
Она сбросила шорты, потом тунику, - не спеша, с рассчитанной небрежностью, хотя её тело подрагивало от нетерпения. Под ними ничего не было, и Айэт ахнул, когда увидел её, совершенно оцепенев при виде её нагого тела. Он хотел сказать Хьютай, как она красива, но просто забыл, что у него есть язык. Они молчали. Слова им были не нужны, они только разрушили бы всё...