Последняя вырезка была из известной лондонской газеты, напечатанной через десять дней после явления столпа света; это дословный отчёт авиатора, пролетевшего над Бирмой в попытке отследить источник зловонного запаха, который охватил страну, вызывая тошноту в Индии и Китае на сотни миль вокруг. Суть этого отчёта вкратце:
«Запах я проследил до так называемого Плато Сунг, к которому меня привлекло случайное зрелище до сих пор неизвестных руин в его центре. К своему удивлению, я обнаружил, что по какой-то причине земля на плато была изрыта и вывернута на всей площади, за исключением одного места недалеко от глубокой пещеры рядом с руинами, которое свидетельствует о том, что здесь когда-то находилось озеро. На этом месте мне удалось совершить посадку. Я выбрался из самолёта с целью определить, что означают огромные чёрно-зелёные массы гниющей плоти, которые сразу же бросились мне в глаза. Однако их запах заставил меня быстро отступить. Но я знаю одно: останки на плато Сунг принадлежат гигантским животным, по-видимому, бескостным и совершенно неизвестным человеку. И они, должно быть, встретили смерть в битве с жестокими врагами!»
Роберт У. Лоундес
БЕЗДНА
Robert W. Lowndes. «The Abyss», 1941.
Мы достали тело Графа Нордена ноябрьской ночью под звездами, которые сияли с ужасающей яркостью, и поехали быстро вдаль по горной дороге. Тело должно быть уничтожено из-за глаз, которые не могли быль закрыты, и казалось, до сих пор глядят на некий объект позади наблюдателя, тело, которое было полностью обескровлено, без малейшего следа ран, тело, чья плоть была покрыта омерзительными, светящимися надписями и рисунками, которые сдвигаются и изменяют форму прямо на глазах. Мы закрепили то, что было Графом Норденом плотно за рулем, поставили самодельный взрыватель в бензобак, зажгли его, а затем спихнули машину на обочину дороги, где она резко скользнула вниз по склону к главному шоссе, словно пылающий метеорит.
Но не раньше следующего дня мы поняли, что все находились под заклятием Дурина — даже я ничего не помнил. Как иначе мы могли броситься на это дело так яростно, позволив ему злорадствовать из-за своего триумфа? С того ужасного момента, когда зажегся снова свет, и мы увидели то, что было за мгновение до этого Графом Норденом, мы были словно призрачные, нечеткие фигуры, мчащиеся сквозь сон. Все было забыто, кроме негласных команд, когда мы наблюдали, как пылающий автомобиль рухнул на тротуар внизу, разлетевшись на части, а затем потопали тяжело каждый к своему дому.
Когда на следующий день частичная память вернулась к нам, мы бросились на поиски Дурина, но он исчез. А мы так высоко ценили нашу свободу, что никому не рассказали о том, что случилось, и больше не пытались искать Дурина. Мы хотели все забыть.
Я думаю, что я мог бы, возможно, забыть все, но я не раз изучал «Песнь Йсте». У остальных наблюдается растущая тенденция рассматривать все это как иллюзии, но я так не могу: я видел малую часть реальности. Ибо одно дело читать книги такие, как «Некрономикон», «Книга Эйбона» или «Песнь Йсте», но совсем другое, когда на собственном опыте убеждаешься в реальности некоторых из страшных вещей, описанных в них. Многие читали выдержки из «Некрономикона», пока их обнадеживала мысль, что Альхазред сошел с ума: что если бы они вдруг обнаружили, что он далеко не безумец, что Абдул Альхазред был настолько ужасно вменяемым, что другие называли его сумасшедшим только потому, что они не могли вынести бремя фактов, которые он обнаружил?
Зная эти истины, я нашел один параграф в «Песне Йсте», но не смог читал дальше. Темный том, наряду с другими книгами Нордена, до сих пор стоит на моих полках, я не сжег его. Но не думаю, что когда-нибудь буду читать его — и позвольте мне рассказать вам о Дурине и Графе Нордене, ибо вокруг этих двух лежат причины моего нежелания дальнейшего проведения моих исследований.
Я встретил Графа Нордена в Дарвичском университете, в классе доктора Хельда по средневековой и ранне-реннесанской истории, которая изучала тайные мысли и часто простой оккультизм.
Норден был очень заинтересован в этом; он провел совсем небольшое исследование оккультизма; в частности он был очарован трудами и записями семейства Дирков, которые прослеживали своих предков до предледниковых дней. Они, Дирки, перевели «Песнь Йсте» с его легендарного оригинала на три великих языка рассвета культур, а затем на греческий, латинский, арабский и, наконец, на елизаветинский английский язык.