— Хорошо, — кивнул в ответ Желлевин.
Он повернулся и спустился вниз. Мы слышали, как он постучал в дверь каюты школьного учителя. Потом постучал еще, и еще. Затем распахнул дверь.
Прошло несколько томительно долгих минут мертвой тишины.
Когда Желлевин поднялся к нам на палубу, он был бледен, как стена.
— Его там нет, — сказал он. — Будем искать его на судне, хотя здесь нет укрытия, где человек может скрываться достаточно долго.
Мы обыскали судно. Затем, снова собравшись на палубе, боязливо переглянулись. Школьный учитель исчез.
С наступлением ночи Желлевин знаком вызвал меня на палубу и указал на верхушку мачты.
Мне показалось, что я рухнул на колени.
Над ревущим морем выгибало свой свод жуткое небо; на нем не было видно ни одного известного мне созвездия. Незнакомые небесные тела с совершенно необычным расположением слабо сияли в ужасающе мрачной межзвездной бездне.
— Иисусе! — пробормотал я заплетающимся языком. — Боже мой! Где мы?
Небо над нами заволокли тяжелые тучи.
— Так-то будет лучше, — спокойно сказал Желлевин. — Если наши спутники увидели бы это, они бы сошли с ума. Где мы, спрашиваете вы? Откуда я знаю? Пожалуй, стоит повернуть назад, господин Баллистер, хотя, по-моему, это уже бесполезно…
Я обхватил голову руками.
— Вот уже два дня, — прошептал я, — как стрелка компаса неподвижно застыла на месте.
— Я знаю это, — пожал плечами Желлевин.
— Но где мы? Куда нас занесло?
— Успокойтесь, господин Баллистер, — ответил моряк. В его голосе я уловил легкий оттенок иронии. — Не забывайте, что вы все же капитан. Я не знаю, где мы находимся, но могу высказать одну гипотезу — это ученое слова, которое прикрывает собой игру воображения, иногда слишком дерзкую.
— Какое это имеет сейчас значение, — ответил я. — Я предпочел бы услышать любую самую нелепую историю о колдунах, о чертях, о чем угодно, лишь бы только не это отравляющее дух «я не знаю».
— Хорошо, слушайте. Очевидно, мы попали в некий иной план существования Вселенной. Вы ведь знаете математику — это поможет вам понять меня. Вероятно, наш родной мир с тремя привычными измерениями потерян для нас окончательно. Этот новый мир я определил бы как мир энного измерения, что, разумеется, слишком неопределенно. Если бы мы силами какого-нибудь невероятного волшебника были перенесены на Марс, на Юпитер или даже на Альдебаран, то это не помешало бы нам увидеть в некоторых областях неба те же созвездия, которые мы видим с Земли.
— Но солнце? — неуверенно промямлил я.
— Чисто случайное сходство, совпадение в бесконечности. Скорее всего, это подобная нашему солнцу звезда, — ответил Желлевин. — Впрочем, это всего лишь предположения, слова, пустые звуки; поскольку, как я надеюсь, нам будет дозволено умереть в этом чужом мире с тем же успехом, что и в нашем, я полагаю, что мы вполне можем сохранять спокойствие.
— Умереть… Умереть? — воскликнул я. — Ну, нет, я собираюсь защищать свою шкуру!
— От кого же? — с коварным простодушием спросил мой собеседник. И добавил: — Не забывайте, что Фриар Тукк говорил о чем-то, более страшном, чем смерть. А если имеется мнение, которым не стоит пренебрегать, особенно в случае опасности, то это именно его мнение.
Мои мысли вернулись к тому, что он назвал своей гипотезой.
— Вы имеете в виду энмерное пространство?
— Ради Бога, — нервно сказал Желлевин, — не придавайте столь реальное содержание моим смутным соображениям. Ничто не подтверждает, что творение возможно за пределами трех наших вульгарных измерений. Точно так же, как мы никогда не сможем увидеть идеально плоские существа двумерного мира поверхностей или линейные существа одномерного мира, существа, принадлежащие к миру с большим, чем у нас, количеством измерений, скорее всего, просто не в состоянии увидеть нас. И вообще, у меня нет ни возможности, ни желания, господин Баллистер, читать вам в этот момент курс лекций по гипергеометрии. Единственное, в чем я уверен, — это то, что какие-то пространства, отличающиеся от нашего, должны существовать. К ним относится, например, пространство, с которым мы встречаемся в наших снах. Это пространство охватывает одновременно прошлое, настоящее и, скорее всего, будущее. Может быть, это также миры атомов и электронов, необозримые пространства релятивистского мира… Не исключено, что в них скрываются таинственные проявления жизни, способные вызвать у нормального человека головокружение при одной лишь мысли о них. — Он махнул рукой с крайне утомленным видом. — Какова была цель загадочного школьного учителя, завлекшего нас в эти края, где властвует сам дьявол? Как, и, в особенности, почему он исчез?