Так или иначе, не успел я встать, раздался его голос:
— Ах, погодите! Да не спешите же так!
Его слова, хотя и гортанно-булькающие, по крайней мере звучали нормально, в сравнении с тем, что он бормотал перед этим, и он, очевидно, постарался взять себя в руки. Вероятно, поэтому я уступил естественному любопытству и остался сидеть. К тому же я не мог показать даже самому себе, что испугался того человека, неважно, разумен он или страдает каким-то душевным расстройством. Тем временем он продолжал:
— Вероятно, чтобы объяснить причины моего появления здесь, которые я ошибочно применил и к вам тоже, я должен изложить факты… рассказать вам историю? Я услышал ее давным-давно, а родилась она в тех же юго-западных графствах, где, по вашим словам, вы отыскали свои — хм, должен ли я назвать их экзотическими, хотя для меня они таковыми едва ли являются? — словом, свои собственные образчики. А потом, в награду за ваше терпение, ваше общество, вы должны позволить мне подарить вам то украшение, которое вы теперь держите в руках. Надеюсь, оно станет неплохим дополнением к вашей коллекции.
Прежде чем я успел выразить протест или вернуть ему вещицу, он замотал головой:
— Нет, нет! Когда я закончу свою… свою историю, вы убедитесь, что эта побрякушка, этот пустячок — самое малое, что я мог бы отдать за удовольствие провести лишних несколько минут в вашем достойнейшем обществе.
После этого мне ничего не оставалось, как снова сесть и слушать, страдая от зловония. Между тем свет с каждой минутой мерк, а воздух становился прохладнее, но, увы, не свежее. После долгой паузы — видимо, он собирался с мыслями — незнакомец продолжал:
— Жил когда-то в Корнуолле юноша, влюбленный в море. Младенцем его нашли лежащим на берегу, там, где прилив не мог его достать. Сирота рос на попечении чужих людей, пока благодаря своим выдающимся способностям не заслужил стипендию для обучения в университете. Учился он превосходно, получил достойную специальность — он посвятил себя теоретической физике, — словом, встал на ноги.
Он жил один, зарабатывая более чем достаточно, и, подобно вам, много времени проводил у моря — бродил по берегу или плавал, но, главное, думал — полагаю, вы согласитесь, что это занятие свойственно людям подобного склада. А найдя какой-нибудь залив, похожий на этот — но куда более суровый, учитывая особенности Корнуолльского побережья, — он надевал маску, ласты и отправлялся нырять и обследовать поверхностные воды. Впрочем, этим, мне кажется, всякое сходство с вами и ограничивается.
Однажды, заплыв в море немного дальше и погрузившись глубже, чем обычно, молодой человек увлеченно наблюдал за громадной, но совершенно безобидной китовой акулой и не заметил приближения шторма. Меж тем ветер крепчал и небо начало темнеть. Когда, наконец, он осознал опасность, волны уже швыряли его, как игрушку, и ему никак не удавалось выгрести против течения и ветра.
Короче говоря, юноша понял, что попал в беду. Он решил, что это конец. Силы его были на исходе, легкие были полны воды — он более не мог удерживаться на поверхности бушующего моря… и достичь земли, такой обманчиво близкой и все же такой далекой.
Но оставим его на время…
Скажу лишь, что это был не конец, а начало совсем другой жизни — или существования!
Юноша пришел в себя в старом доме рыбака, в крохотной деревеньке невдалеке от границы Девона и Корнуолла. Выхаживала его необычного облика и очень смуглая женщина — жена того рыбака, — как вы и сказали, она могла в стародавние времена попасть в Англию из Тихого океана, в качестве матросской «жены»… или, по крайней мере, была потомком одной из таких островитянок. Со временем стало ясно, что так и было на самом деле, причем основными доказательствами послужили некие несомненные… как бы назвать их, природными?… природные свойства ее сына (что поначалу казалось вполне естественным медленно выздоравливающему герою нашего рассказа).
Но довольно об этом. Чтобы не затягивать рассказ, упомяну только, что единственный сын рыбака и его экзотичной супруги был весьма странным ребенком — его скорее можно было назвать мутантом, чем уродом, и скорее протеем — многоликим, изменчивым существом[4], чем мутантом… Но нет, даже это определение не вполне правильно, ведь слово «протей» обозначает способность принимать различные формы, а юнец из моего рассказа такой способностью не обладал, его внешность — или личина оборотня — была неизменной.
4
В английском языке одно из значений слова