— Там в прихожке сумка валяется, с надписью «Нирвана». Принесите её, пожалуйста.
— А, вот почему вы меня про мою веру расспрашивали? Вы буддист?
— Не, «Нирвана» — это группа такая. Курт Кобейн, слыхали?
Сингари отрицательно покачал головой.
— А зачем вам сумка? Что в ней?
— Послушайте, — возвысил я голос. Не так патетически, как дядя Инек, но всё же: — Это МОЯ сумка.
— Понимаете, если вдруг там окажутся наркотики или ещё что вредное — не только вы пострадаете, но и я.
Я вздохнул. Чёрт, он прав, и опасаться в такой ситуации имеет право.
— Мне нужны оттуда диски, вот и всё. Ничего криминального. Хочу послушать песню «Френсис отомстит Сиэтлу».
— Френсис?
— Вы что, не знаете историю Френсис Фармер?
— А кто это?
— Известная актриса. Была известная.
— Я, знаете, половину жизни прожил в Британии. Многого не знаю.
— Сейчас она не тем известна, что была актрисой. В моей тусовке ее все узнали в первую очередь, как символ протеста.
— Протеста? Против чего же протестовала эта дама?
Я помотал головой, еле-еле, чтобы позвоночник не отреагировал:
— Она не протестовала, просто жила, как хочется. Как будто в свободной стране живёт. А её за это уничтожили.
— Кто уничтожил?
— Как кто? Правительство. Общество, система. Жители долбанного Сиэтла.
И я рассказал доктору Сингари Легенду о Прекрасной Френсис Фармер. Какой талантливой она была с детства, и как играла в любительском театре. Как написала самое лучшее сочинение в стране, и как ей подарили приз — поездку в Советский Союз. Как потом о ней начали кричать на каждом углу, что она коммунистка и атеистка. Но сразу вот так вот взять и сломать — не могли. И вот она блистает на мировых экранах, и даже деньги текут рекой. А потом… Потом её арестовали за пьяную езду. А на суде она кинула в судью чернильницей, и ей впаяли в срок.
Вот был такой Лютер. Он кидался в дьявола чернильницей. И ничего, все его уважают. Среди немцев множество лютеран. Но Френсис Фармер не Лютер, тем более, что она пьяная на авто каталась. Её посадили в психушку, поставили ей диагноз «шизофрения» и долго херачили электрошоком. А потом сделали лоботомию и выпустили, и она счастливо работала в прачечной.
— Печальная история, — сказал Сингари. — Жаль, что в нашей стране такое могло случиться.
— Могло? Случиться? Да это постоянно происходит! А вспомните, как расправились с этим бородатым мужиком? Как там его? Хемингуэй! Спецслужбы за ним постоянно шпионили, записывали каждый его шаг, даже дома. А ему все говорили: э, старина Хэм, да кому ты нужен — шпионить за тобой! Ты же не политик, ты же просто писака! Да у тебя, брат, мания преследования! Он взял и застрелился. И также Курт, Курт Кобейн.
— Мне пора, — сказал Сингари и поднялся.
— Так вы принесёте диски?
— Думаю, что один раз можно сделать исключение. Но только один диск и только сегодня.
Сучара, а потом я свалю отсюда. Уж найду способ как свалить. Вечно лежать в этом каземате — ну уж нет! Пошло оно на хер, такое наследство. Вымаливаю свой собственный диск у какого-то урода?
— Я включу, а вы мне снотворное. Идёт? Хочу уснуть под любимую музыку, — умильным голоском попросил я доктора.
Ну что, братья и сестры… Улегся я поудобней, слушаю про месть Френсис Фармер долбанным жителям Сиэтла и тихонько засыпаю. Разве не хорошо?
8
Утром я проснулся от какого-то шума во дворе. Посмотреть в окно я не мог, хотя и очень этого хотел. Поэтому пришлось мне заниматься этой, как её… «реконструкцией». Если по-человечески — я просто пытался понять, что там происходит, опираясь только на слух. Лежал неподвижно, с закрытыми глазами — и слушал.
А происходило там нечто весьма масштабное. Лязгнули большие ворота, которые раздвигают, если въехать нужно какому-нибудь очень большому транспорту. Проревел мотор грузовика, стих. Чуть слышно доносились перекрикивания людей, видимо грузчиков. Потом в дом начали затаскивать тяжелые предметы и перемещать их, как мне показалось, в подвал. Это что вообще такое?
— Просьба не выражаться. В этом доме не приняты подобные выражения. — услышал я голос доктора Сингари. — иначе мы будем вынуждены сообщить в вашу компанию.
Чёрт, а этот хрен что тут с самого утра делает?
Я открыл глаза и увидел лже-Сесилию, которая сидела в кресле и внимательно меня рассматривала.
— Ох, напугала! Ты что тут делаешь?
— Жду указаний своего дорогого мужа, — сладко ответила девка. Она нарядилась в любимый халатик Сесилии, выцветший, продранный на локтях.