Он за руку потянул ее за собой. Струйка засохшей крови причудливой змейкой извивалась между перерезанным горлом Петра Марковича и распахнутой дверью приемной.
— Закрой глаза, милая. Не смотри.
Андрей повлек девушку за собой. На ходу нагнулся, выдернул из руки покойного доктора ланцет, упрятал за пазуху.
— Сюда, милая. Скорее. Нет, стой!
За коридорным поворотом у стены скорчился молоденький матрос, обеими руками пытаясь удержать внутренности, вывалившиеся из распоротого живота.
Саша всхлипнула:
— Он мне обед сегодня приносил…
Андрей потянул ее прочь.
До каюты добрались, миновав приколотую пожарным багром к переборке ресторанную официантку.
— Он поет вам песню смерти из-под воды, — хрипло сказала Саша. — От нее ум вибрирует. Есть ли у вас тут батюшка? Мне бы исповедоваться, причаститься…
Андрей втолкнул ее в свою каюту:
— Нет здесь священников, Саша. Жди. Я мигом.
Метнулся по коридору к каюте Ингрид, забил кулаками в дверь.
— Андреас, дорогой, — запричитала насмерть перепуганная журналистка. — Спасибо, что пришел. Господи, что творится!
Андрей схватил ее за плечи, встряхнул.
— Где твое барахло? Ну?! Шмотки где? Шуба, комбинезон, унты.
Ингрид в страхе попятилась, губы у нее задрожали.
Андрей вернулся в каюту бегом, с охапкой женской одежды в руках.
— Саша, одевайся. Скорее!
Он помог девушке стянуть больничный халат, белья на ней не было. Наготой ломануло по глазам, от нахлынувшего желания Андрей скрежетнул зубами, и в этот миг снаружи заколотили в дверь.
— Гаевский, открывай. Открывай, слышишь? Свои.
Ощерившись, Андрей метнулся к дверям, рванул на себя ручку. В проеме с «макаровым» в руке стоял Шерстобитов.
— Тварь у тебя?
Андрей подобрался.
— Один я.
Шесть Убитых криво, нехорошо ухмыльнулся:
— Знаешь откуда у меня кличка, Гаевский? Не от фамилии, нет. У меня за горбом Кабул и Кандагар. Седьмым быть хочешь? Отойди в сторону. Чурка видел, что эта тварь здесь.
Андрей шагнул назад. Пропустил гостя. И наотмашь рубанул его ланцетом по горлу. Подхватил падающее тело, втащил внутрь, вырвал «макаров» из ослабевшей ладони.
Девушка сидела на кровати, обняв колени, будто не видя ничего вокруг.
— Саша, уходим!
Взявшись за руки, они бежали к сброшенному на лед забортному трапу, кто-то страшный надсадным голосом орал: «С дороги, с дороги, гады, убью!» — и, лишь когда скатились по сходням, Андрей понял, что кричал он сам.
Они спешили — не разнимая рук, бежали от атомохода прочь, и в полусотне шагов Андрей обернулся на бегу. Грудью пав на планшир, Дйныгхак наводил ствол. Андрей выдернул из кармана ветровки «макаров» и не успел, и Саша, споткнувшись, повалилась лицом вниз.
Он расстрелял обойму навскидку, не целясь, отбросил пистолет, подхватил Сашу на руки, холодная кровь из ее простреленного плеча марала ему ладони. Спотыкаясь, оскальзываясь, Андрей уносил от смерти свою женщину, свою приманку.
— Таня, — шептал он ей куда-то поверх волос. — Танечка, умоляю, не умирай! Не оставляй меня одного!
Лед перед ними треснул, разверзся рваной полыньей. Оттуда, из черной глубины в глаза Андрею глянула чужая неодолимая воля.
Он шарахнулся. Поскользнувшись, упал, но так и не выпустил Сашу из рук. Из последних сил рывком поднялся.
— Не отдам, — истово шептал он подбирающейся к ним, трещинами окружающей их полынье. — Не возьмешь, гадина… Не отдам…