— Тигран, смотри. Смотри, что я делаю.
Он указал на приземистую кучу глинистого ила перед собой. Я не мог припомнить ничего, что когда-либо так волновало Мардука, как террасированный холм, воздвигнутый у его ног.
— Мать беспокоится, что дикие собаки могут съесть тебя, её скудоумного сына, а ты здесь играешь в песке, уподобившись ребёнку.
— Мои сны, Тигран. Боги показывают мне. Показывают большие города. Много храмов. Как этот. Вот этот.
— Зачем богам посылать видения глупцу, который обжигает глаза, глядя на сияние Уту[9] в небе? Ты не смог бы усмотреть змею, подползающую к тебе, не говоря уже о видениях, ниспосланных свыше.
— Формы. Боги показывают мне формы. Не могу сделать. Трудно. Трудно сделать. Не могу повторить. Выглядят устрашающе. Ты видел, брат? Показывают ли тебе боги? Видишь ли ты во снах города?
— О чём ты сейчас болтаешь, Мардук?
— Я принадлежу богам. Оонана так говорит. Она говорит, что я принадлежу богам. Вот почему они показывают мне. Они показывают мне, потому что я принадлежу им.
Чокнутая старуха вкладывала всякую чепуху в его и без того слабый разум. Боги позволяли Оонане жить и уплетать хлеб вот уже сорок второго урожая. Наши соседи утверждают, что в её иссохшем теле хранится зерно мудрости. Но, по моему мнению, все её бредни абсолютно бессмысленны и годны только для нездорового ума.
По-настоящему мудрыми были те, кто бросил в суровом нагорье крохотного Мардука. Отцу не следовало приносить его к нам домой. Его надлежало оставить на склоне холма собакам и стервятникам.
Мать всегда приказывала мне брать брата с собой, когда я с пращой и дубиной охранял отцовские стада. Я оставлял Мардука на травянистом холме с наказом вышибать мозги всем диким псам, которые осмелятся приблизиться. Я объяснял брату, что шерсть диких собак коричневая, а отцовских гончих — серая. Сколько бы я ни повторял, его тупая голова не запоминала. Однажды Мардук проломил череп любимой гончей отца.
— Давай же. Нам нужно попасть на площадь.
Я поднял брата на спотыкающиеся ноги и заставил идти. Пока он ковылял вверх по зеленеющему склону холма, который возвышался над рекой, я осмотрел незамысловатое творение, оставленное на берегу. Мардук сложил ил в кучу и сформировал ряд квадратов. Каждый уровень был меньше предыдущего, образуя серию ярусов, которые поднимались до вершины. Там располагалась лишённая всякой святости пародия на наш деревенский алтарь.
С верхушки холма Мардук позвал меня. Он не видел, как я растоптал его храм.
Кочевые торговцы рано пришли из кедровых лесов на западе. Традиционно в нашей деревне собирают урожай до прибытия каравана. Мы предлагаем зерно, звериные шкуры, вяленое мясо и бродящее пиво в горшках. Взамен же получаем инструменты из остро наточенных камней и экзотических древесных пород, сушёные фрукты и прочие товары, видевшие далёкое море.
Но до сбора урожая оставалось ещё несколько дней. Торговать было нечем, и все торопились исправить это бедственное положение. Вместе с соседями моя семья поспешила в поле, чтобы успеть собрать и обменять урожай до отбытия каравана. Нас же послали на рынок, чтобы мы затоварились несколькими наиболее важными вещами.
Ишара, моя старшая сестра, любовалась своим отражением в полированной поверхности обсидианового зеркала, которое держал один из торговцев. Она поворачивалась, позировала, теребила нитку с голубыми камешками на шее, стараясь выглядеть наиболее привлекательно. Ковёр, на котором она стояла на коленях, не содержал ничего, кроме бесполезных украшений и безделушек.
— Это не то, что нужно нашей семье.
— Тигран, я уже выменяла кремнёвые лезвия, которые просил отец, сушёный инжир и соль. Я выполняла свои задания, даже несмотря на то, что Оонана беспокоила меня.
— Чего хотела эта ведьма?
— Она предупреждала о человеке, путешествующем с караваном. Утверждала, что это злой колдун с далёкого юга. Он носит длинный клинок, который ярко блестит, но сделан не из кремня или обсидиана. Он ходит с дикими зверями, которые преклоняют пред ним колени и лижут ему ноги, стараясь услужить.
— Звучит как чушь, в которую мог бы поверить лишь Мардук. Неудивительно, что он околачивается возле старухи вместе с другими крошечными детьми. Это было бы уместно, если бы только он не был вдвое больше их и наполовину глупее.
9
Уту — бог солнца в шумеро-аккадской мифологии; сын Нанна. (Здесь и далее примеч. переводчика)