Как и предсказывал епископ, неприятности не заставили себя долго ждать. Спустя месяц небольшой отряд при полном параде промаршировал через Порта Гесперия и поднялся по Страда Мемориам, чтобы вручить приказ, подписанный старшей сестрой императора:
«С радостью принимая великолепный труд, созданный нашим возлюбленным братом, императором Феодосием II, и из великой и неизменной любви к басилевсу, мы, достопочтенная Пульхерия, Невеста Господа нашего Иисуса Христа…»
— Дорогие святые и цыплята, она ведёт дела хуже, чем собственный брат. Пропусти преамбулу и переходи к сути… если таковая имеется.
— Дайте-ка погляжу, смогу ли я её найти. Ах… вот: «Приказываю отыскать и предать очистительному огню все языческие, еретические и прочие нечестивые писания, которые до сих пор оскверняют умы и сердца наших невинных подданных…»
— Я же говорил тебе. Нам предстоит организовать сожжение книг. Как скоро Пульхерия обратит свой ущербный ум на то, чтобы предавать людей «очистительному огню»?
Руководствуясь определениями, содержащимися в новом своде законов, «суть» задачи была ясна. Любой свиток, папирус или клочок письма, не санкционированный Кодексом, подлежал изъятию и сожжению. Другое дело, «как» это устроить.
Город Селестия с населением в восемь тысяч душ — плюс-минус несколько рабов — раскинулся на склоне горы каскадом огромных блюд, окрашенных в цвета розы, охры и сиены, намертво прилепленных к осыпающемуся склону, поросшему низким кустарником, соснами и оливковыми деревьями, беспорядочно сбегающими к изгибу гавани. Дома, построенные из туфа, зачастую переходили в пещерные помещения, выдолбленные в горной породе. Улицы были чуть ли не вертикальными, что больше подходило для ослов, чем для вооружённых до зубов солдат. В нескольких местах располагались форумы — ровные площадки для важных собраний.
По крайней мере, — размышлял Тимос, — нам не придётся тащить конфискованные писания в гавань для сожжения. Мы можем утилизировать их на месте. Прочёсывать каждый район в поисках запрещённых текстов и вырывать их из рук протестующих владельцев — презренная работа. На этот проклятый проект уйдут многие дни.
Бормоча что-то под нос и перешагивая через брошенный на пол приказ Пульхерии, словно через мёртвую гадюку, он, не спросив разрешения, вышел из покоев епископа.
Глядя на удаляющегося писаря, Проб подумал: Ненавижу быть правым. Это истинный кошмар.
В воскресенье Тимос зачитал с кафедры требование Пульхерии. По всему городу были расклеены уведомления с указанием времени и мест добровольной сдачи запрещённых материалов. В понедельник Тимос, сопровождаемый солдатами, прибыл в первое такое место — Плака Илония. Пища для огня была подготовлена, но костёр оставался незажжённым. Чуть в стороне ждал Антониос, старейшина одной из местных общин, с небольшой коллекцией потрёпанных рукописей. Он протянул их.
— Возьмите и уничтожьте, если хотите. Это всё, что у нас есть.
— Я благодарю вас, Кириос Антониос. Хорошее начало, однако боюсь, что это ещё не всё. Мне жаль; но теперь нам необходимо обыскать каждый дом, дабы убедиться, что все запрещённые тексты обезврежены.
— Обезвреживание? Так вы обозначаете уничтожение знаний, копившихся веками?
— Кириос Антониос, я не устанавливаю законы. Я лишь подчиняюсь им… так же, как и вы.
Не сказав больше ни слова, старик плюнул в пыль перед Тимосом и гордо зашагал прочь.
— Оставьте его. — Тимос удержал солдат. — Избавьтесь от этого хлама. Тогда мы сможем приступить к поискам.
Пока пламя разгоралось, солдаты собирали разбросанные бумаги и носили к костру. Ветхие папирусы рвались, выскальзывая из пальцев; ветер подбрасывал обрывки в воздух. Преследующие их солдаты спотыкались и падали. Разочарованные и смущённые, они решили собрать и сжечь каждый клочок. Всё быстрее и быстрее раздосадованные солдаты бросали сопротивляющиеся тексты в огонь, только чтобы услышать, как те жалобно стонут, пожираемые хищным пламенем. Эти обрывки были старыми и потёртыми. Вскоре последний клочок издал сдавленный хрип и умер.
— Отлично. Давайте продолжим поиски.
К концу дня удалось собрать большое количество исписанных папирусных и пергаментных листов. Тимос распорядился всё уничтожить. Солдаты стояли позади, разглядывая кучу манускриптов и молчаливую толпу с угрюмыми лицами.
— Может, сделаем это утром… — предложил командир.
Тимос указал на разгневанных горожан.