«Вот оно какое, Упокоение!» — подумал он, помянув старину Сэта. Вся древняя память могущественного бога Гора жила в его мозгу сухим информационным остатком. Ни эмоций, ни каких-либо переживаний по поводу известных ему в прошлом событий он не испытывал.
Гор вполне отчетливо осознавал, что Йенг убил его когда-то и обрек на длительный, почти бесконечный сон. Но тот бог Смерти был совсем не похож на Йенга, ни внешне, ни повадками. Еще бы — прошел такой срок! Свежими в голове Гордиана оставались только некоторые наиболее поздние воспоминания Катрины Беты и, конечно, события, разговоры, переживания и чувства легата Каталины, которыми он делился с ней последние шесть месяцев с момента своего пробуждения в адаптационной камере женского прайда.
— А знаете, хапи, — сказал он Саймону, — Йенг говорил мне еще о каком-то обещании, которое он должен выполнить в отношении меня, вернее, Катрины. Вы не в курсе, что имелось в виду?
Рукс промолчал, но спустя пару секунд возник в дверном проеме, бритый, гладкий и ароматный, как свежая булка хлеба.
— Конечно в курсе, — рассмеялся «делатель тшеди», — потому и твержу вам, милостивый государь — деньгами не сорите! Собирайтесь, и клянусь, вы узнаете все не позднее, чем сегодня же вечером.
— Я немного не понимаю, зачем все это, — сказал Гордиан Рэкс, — какого черта, хапи, мы туда едем?
— Да бросьте, хапи, будет интересно, — ответил ему Эс Си Рукс. — Во-первых, Йенг дал мне конкретные указания, и мы как бы не можем туда не поехать, а во-вторых… Это же ваша бывшая школа. Вот увидите, там есть на что посмотреть!
В последний раз, как будто бы в издевку над собственной свободой, бог Гор одел женский наряд и вышел из отеля на Набережной вместе с мистером Руксом.
Феноменальное тело умопомрачительно фигуристой, коллекционной секс-агнатки обтекал волнистый атлас, а загоревшие под знойными лепестками планеты Розы и излеченные под лучом регенератора немыслимо стройные ноги — колготки в тонкую сетку.
Рукс, когда увидел, просто обалдел. Немного помявшись, он предложил сначала заехать к ювелиру и чисто из дешевого когнатского прикола заказать Катрине бриллианты в уши и на шею. В аренду, разумеется, а не навсегда.
К собственному вящему удивлению, Гордиан Рэкс согласился. Как бы там ни было, но в этом теле он жил почти полгода и несколько… э-э прикипел, привык. Конечно, сексуальная ориентация есть сексуальная ориентация, и его пристрастия в любви в течение миллиарда лет какие-то несчастные полгода пребывания в теле женщины изменить не могли. Гор по-прежнему уверенно чувствовал себя мужчиной, однако… Катрина ему нравилась, причем, как это ни странно, во вполне мужском смысле.
Когда он смотрел на себя в зеркало, в голову лезли мысли весьма далекие от аскетических. Иногда он даже трогал себя, как будто знакомясь с телом, в котором жил уже столь долго, но которое со всей этой свистопляской так и не успел как следует изучить. Но тут же сам себя одергивал, ибо, в конце концов, вожделение к собственной физической оболочке если и не граничит с онанизмом, то с шизофренией — уж точно.
В общем, всего через час после вылета из отеля Катрина уже была во всеоружии женского совершенства — блистая бриллиантовым колье и едва ли не пудовыми сверкающими камнями в крохотных мочках нежно-розовых ушей, юный бог Гор признался себе, что выглядит настолько роскошно, что впору ставить сигнализацию от угона…
И вот приехали. Выйдя из гравикара демиурга Корпорации Эс Си Рукса, ее кавалер, буквально источавший всем своим видом аромат богатства и представительности, предложил Катрине взять его под локоток. Сначала возможность подобной композиции для их пары довольно-таки покоробила бывшего грозного легата-катафрактария и уж тем более бывшего «Охотника на богов», однако этикет требовал и… Катрина смирилась.
В итоге она прошла по расстеленной зеленой дорожке, держа его под ручку, как заправская и безумно дорогая общительница-агнатка. По ступеням высокого белокаменного строения в обрамлении из классических дорийских колонн вверх и вперед в обширный зал, освещенный софитами под потолком и белым ворсом подиума посередине.
Катрина ахнула. Никогда, ни в унизительные дни обучения в школе наложниц Седана, ни в панические дни бегства из разрушенного его даром Буцефала, ни в часы мести на Торватине, когда она исполняла под рукотворными звездами Корпорации зловещий танец смерти на пару с Правительственной моделью над дымящимися трупами врагов, никогда она не чувствовала себя женщиной настолько, как почувствовала сейчас.