За интересной и познавательной беседой незаметно текло время, и потускневшее небо недвусмысленно подало знак о том, что очередной день подошел к своему логическому завершению. В редких разрывах облаков появились острые колючки звезд, а воздух приобрел прохладную свежесть. Наш отряд, нарушая мертвую тишину опускающейся ночи, продолжал движение к какой-то неизвестной нам цели, по бескрайним просторам пустыни Боха. Все члены моего тела, к этому моменту, окончательно занемели и я их почти не чувствовал. Жорж тоже проявлял признаки неудобства своим нынешним положением, незаметно перейдя от светской беседы к нецензурной брани в адрес наших похитителей. Но вдруг прямо по курсу замерцали светящиеся точки, и наш караван стал плавно замедлять ход и постепенно остановился. Послышались окрики дозорных и после непродолжительного обмена репликами в темноте мы опять двинулись с места. Потрясясь еще минут пять по кочкам, наша процессия въехала, по всей видимости, на территорию бахуристического лагеря. Повсюду горели яркие костры, выхватывая из темноты силуэты огромных конических шатров, мирно пасущихся страхаузов, весьма устрашающе выглядевших в свете пляшущих бликов огня, повозок самых разнообразных конструкций и размеров и другой походной утвари. Вокруг кострищ, развалясь, сидели люди, перекидываясь между собой негромкими фразами, иногда взрываясь вспышками хохота.
Мы остановились возле одной из многочисленных повозок, представляющую из себя внушительных размеров клетку, изготовленную из длинных и на вид довольно прочных жердей. Деловито отвязав нас от животных, славные воины, совершенно не учитывая того факта, что мы все-таки живые люди, а не какие-нибудь деревянные чурбаны, затащили внутрь клетки и с размаху побросали на пол, предварительно развязав руки Майклу. Скрипнув железным засовом и пожелав нам спокойной ночи, они присоединились к своим товарищам у ближайшего костра и, вскоре оттуда послышался оживленный разговор и смех.
Пламя костров отбрасывало зловещие блики на прутья клети, провоцируя своим потусторонним танцем гнетущее настроение. Казалось, что после продолжительных земных скитаний и мытарств мы, наконец, очутились на своей исторической родине - в аду, и со сладким предвкушением ждем теперь свой очереди, когда нам будет предоставлена в личное пользование трехместная шипящая и скворчащая сковородка, и мы сможем занять достойное и подобающее нашим земным заслугам место.
Все очарование и прелесть переживаемого момента безжалостно нарушил Жорж, произнеся следующую фразу:
- Майкл! Как ты думаешь, на кой черт тебе развязали руки? Наверное, же для того, чтобы ты освободил нас от этих чертовых веревок, и уж никак для того, чтобы ты имел возможность исполнять, в данную минуту, на фортепиано сонаты Бетховена! - Жорж в сердцах выругался и сплюнул куда-то в темноту.
- О да, конечно, - пробурчал Жорж, пытаясь распутать свои ноги. - Хотя, по правде сказать, если бы я умел играть на этом, как его там, пианино, то я бы с превеликим удовольствием, перед тем как распутать вас, что-нибудь бы смузицировал. Так недолго, часика три, дабы вас остолопов хоть немного приобщить к миру музыки.
Обретя с помощью Майкла долгожданную свободу, мы принялись с остервенением разминать затекшие члены. Как я уже упоминал выше, клеть была довольно просторной и свободного места хватало всем. При желании в ней могло поместиться человек тридцать.
- О! - Вдруг Жорж издал удивленное восклицание, указывая куда-то рукой в сторону. - А что это там?
В дальнем углу клети темнел какой-то небольшой силуэт. Подойдя ближе и внимательно присмотревшись, мы к своему великому изумлению увидели в неясном отблеске костра сжавшегося в жалкий комок подростка, испуганно взирающего на наши небритые образины.
- Здравствуйте сударь. Как вы здесь очутились и как вас зовут? ласково спросил Жорж, опустившись на колено.
Напуганные глазенки перескакивали с Жоржа то на Майкла, то на меня.
- Ну, не бойся маленький, мы тебя не обидим. Нас самих обидели вон те нехорошие дядьки, - Георгий махнул в сторону откуда доносился не умолкающий гомон ужинающих солдат.
Подросток молчал, только еще больше поджал ноги и втянул голову в плечи.
Жорж оглянулся.
- Майкл, уйди! Ты что не видишь, что твой ужасный вид лишил ребенка дара речи. Отойди, говорю, а то еще чего доброго с ним случится нервный стресс, а детского психиатра, как тебе известно, здесь нет.
Майкл печально вздохнул и уселся в противоположный угол клетки, уронив голову на колени.
- Ну, вот видишь, страшная кикимора ушла. Ты ее не бойся, она не кусается, она у нас ручная, дрессированная. Ну, а теперь скажи, как тебя зовут? Нам так хочется узнать, как звучит твое имя. Оно, наверное, у тебя такое красивое. Не бойся, скажи, как тебя зовут.
- Березка, - чуть слышно пролепетал нежный девичий голосок.
Я с Жоржем замерли пораженные. Даже Майкл поднял голову и удивленно уставился в нашу сторону. Этот ангельский голосок хрустальным небесным колокольчиком нежно коснулся наших ушей и заставил замереть в немом смятении всю окружающую природу. Казалось, он вобрал в себя все, что только есть прекрасного и чудесного на Земле: журчащий смех весеннего ручейка, веселой песней пробуждающей еще дремлющие после зимней спячки силы природы; пьянящий запах степных трав; очарование летнего утра, украшенного бусинками росы, словно жемчужным ожерельем; тихий и ласковый голос матери, поющий колыбельную песню своему любимому больше всего на свете чаду; робкий шелест падающих листьев в царящем безмолвии осеннего леса... (В целях экономии времени я не буду продолжать данный список. При желании и хотя бы небольшой художественной фантазии вы сможете сами, уважаемый читатель, значительно его расширить и обогатить) Все это, объединившись и слившись в одно целое, явило миру гармоничный и чудесный звук, который словно повинуясь легкому взмаху дирижерской палочки, вдруг зазвучал музыкой бессмертного торжества жизни и света. И настолько прозвучавший голосок был чужд окружающей нас обстановке, настолько он диссонировал с царящими вокруг тяжелыми вибрациями, что мы не могли не заметить этого несоответствия и, естественно, пришли в крайнюю степень замешательства.
- Господи, да откуда ты такая? Как ты здесь очутилась? - Растерянно пробормотал Жорж.
Только сейчас нам удалось рассмотреть, что перед нами была девочка лет двенадцати-тринадцати, босая, в длинном сарафане, с копной пышных светлых волос. Маленькие, очень хрупкие на вид, ступни осторожно выглядывали из-под складок сарафана. Овальное личико буквально светилось не омраченной житейскими проблемами юностью и имело до бесподобия милые черты.
- Милая, не бойся нас. Скажи откуда ты? - попытался я разговорить прекрасную незнакомку.
- Я из лесного народа, меня похитили, - еле слышно сказала она и тихо заплакала.
Крупные слезинки жемчужными бусинками покатились по нежным щекам и с надрывным стуком закапали по деревянному полу клети. У меня подступил комок к горлу, захотелось в отчаянии кричать и рвать на себе волосы. "Отче!" Я поднял голову и мысленно, подавляя внутреннюю дрожь, воззвал к Богу. "Молю Тебя, ниспошли мне, по щедротам милости твоей, боевой вертолет с полным боевым комплектом. Чтобы я мог с неземным наслаждением и, утоляя неистово сжигающее мою плоть чувство мщения, разнести в пух и прах, а так же и к чертовой матери, этот вонючий лагерь славных воинов из племени Бахурей. Камня на камне не оставил бы, и живым бы не ушел никто, только смрадно дымящееся перепаханное поле, от души заваленное кровавым месивом из человеческих тел, пополам с обломками всяких там повозок, тачек, тележек и всякой прочей дребедени. И чтобы потом стаи черных ворон кружились в веселом хороводе над этим живописным местом и набивали себе животы кусками мертвечины, довольно покаркивая и поминая меня добрым словом за проявленную по отношению к ним заботу. И все это только за то, что славные воины из племени Бахурей совершили самый ужасный в поднебесном мире поступок обидели это чудное и неземное создание. Господи! Да прояви же, наконец, свою мудрость и милосердие!