Лайонелл Вертен, бывший главнокомандующий бывших вооруженных сил бывшего земного альянса шел по коридору орбитальной базы в кромешной темноте. Жилые районы не освещались в полной мере и в то время, когда база еще функционировала как штаб верховного командования, а теперь света не было вообще. Глухую тишину нарушал лишь едва слышный звук работы чудом уцелевших воздушных компрессоров, да хруст стекла под ногами. Тонкий луч фонарика высвечивал одну за другой части картины полного уничтожения.
В течение первых дней после катастрофы Вертен думал о возможности перевезти оставшихся людей с орбитальной базы на Землю. Задача была сложной, но в принципе выполнимой. Имеющиеся на базе большие корабли запустить в нынешних условиях было нереально, однако на внешних стартовых площадках стояло несколько 4-х местных шаттлов, специально предназначенных для сообщения с Землей, находившихся, правда в тех частях базы, где отсутствовала атмосфера и гравитация. На исходе второй неделе группа пилотов предприняла попытку добраться до них и попробовать долететь до планеты. Вертен вспомнил рассказ их руководителя, майора Нукнаво:
"Уже в космосе мы заметили, что Земля покрыта густым слоем каких-то темных облаков. Это были не обычные белые облака или тучи — вся планета была накрыта, практически беспросветно. Связаться с космопортом мы не сумели, и, сделав круг, пошли на посадку. Место я точно не знаю, хотел выйти на североамериканский «Шейден», но из-за туч место точно определить было трудно, маяк «Шейдена» мы так и не поймали, а навигационная аппаратура на шаттле паршивая и к тому же наполовину не работает. В общем, садились над Северной Америкой, около 34-й параллели. На двенадцати километрах наш корабль вляпался в эти «облака», которые оказались густым, черным дымом. Следующие четыре километра снижались вообще вслепую, затем что-то вроде начало проясняться. Лучше правда не стало, дым и сажа наверху почти полностью закрывали свет, все равно, что лететь ночью. Внизу никаких огней, приемник передает шум, но больше всего треск, а в общем, звук чем-то похожий на помехи, которые бывают в грозовых облаках. Ну, спустились дальше метров до трехсот, того и гляди врежемся во что-нибудь. Термометр за бортом показывает минус двадцать шесть с половиной. Я думал, неисправность — на этой широте в середине лета и минус двадцать! Но потом понял, что это должно быть из-за дыма — солнечный свет не проходит и температура падает. Откуда взялся этот дым я понятия не имею, но вся планета покрыта густым слоем, так, что в других местах похоже еще холоднее. Поразмыслив, я решил возвращаться — кто знает какие еще неприятности могли там быть?! А ведь на шаттле нет ни анализатора воздуха, ни даже счетчика радиации. Ну и ладно — когда прилетели назад стало ясно, что я был прав — вся обшивка была изъедена, словно кислотой…"
Так и получилось, что от идеи высадки на Землю пришлось отказаться. Орбитальная база, по крайней мере, могла поддерживать пригодную для человека среду обитания, хотя и на небольшом участке и возможно не долго. В полуразрушенных темных помещениях люди постепенно сходили с ума, а многие кончали жизнь самоубийством, не видя иного выхода.
Споткнувшись об изуродованную лопасть компрессора, Вертен поскользнулся и упал в зловонную яму, заполненную вязкой слизью, потеряв при этом свой фонарик. Слизь доходила ему до колен и при каждом шаге издавала чавкающие звуки. В поисках выхода Вертен принялся изучать стены ямы. В конце концов он с трудом нащупал узкое квадратное отверстие и протиснулся сквозь него в следующее помещение. На этот раз он с грохотом упал вместе с тяжелым металлическим предметом, с которого тут же посыпались всевозможные тюбики и флаконы. С трудом поднявшись на ноги Вертен понял, что попал в необычное место.
Во-первых, здесь был свет. Не нормальный дневной, а приглушенный и синеватый, напоминающий свет кварцевых ламп. Но самым невероятным был не сам факт наличия освещения, а его источник — он висел без видимой опоры в метре от стоящего в углу стола. По виду он напоминал небольшой огненный шар. Шар не имел видимых границ, а форма его поверхности постоянно изменялась. Вертен подошел ближе и осторожно прикоснулся к нему — шар был теплым, но не горячим. Оглядевшись, он заметил на полу рядом со столом старинный бумажный журнал. Повинуясь внезапному импульсу, Вертен поднял его и поднес к свету. На глянцевой обложке было написано "Общая и теоретическая психология, 2095 год, номер 6". Он перелистнул несколько страниц, пока не заметил статью, название которой было подчеркнуто красным карандашом. Оно гласило: "Динамика социо-когнитивного психологического коллапса и его возможные последствия". Под названием стояло имя автора — Лаура Сейнес. "Вот оно, что", — подумал Вертен: "должно быть это ее каюта. Тогда понятно, откуда этот источник света. Хотя конечно ничего не понятно…"
Судьба Лауры после катастрофы оставалась неизвестной. Во всяком случае, среди укрывшихся во внутренних секторах базы ее не было почти наверняка. Выжить же во внешних секторах практически невозможно — радиация, пожары, взрывы, а затем холод и вакуум не оставляли шансов для человека. Нашелся правда один свихнувшейся свидетель, который будто бы видел, как Сейнес превратилась в мышь и улетела. Бесспорно, мировая катастрофа сильно подействовала на рассудок людей. Возможно, поэтому Вертен заинтересовался содержанием статьи Лауры. К тому же, спешить уже было некуда и не зачем. Положив журнал на стол он начал читать.
"Понятия о личности и межличностном общении современная психология рассматривает в значительной степени односторонне. Опора на найденные эмпирические закономерности и зыбкую теоретическую почву позволила исследователям [1,2] выделить ряд закономерностей в развитии личности и ее взаимоотношений с обществом. Ни считая возможным рассматривать здесь конкретные психофизиологические процессы, я предлагаю новую более строгую теорию взаимодействия личности и общества, из которой следует возможность существования неизвестных нынешней науки разумных систем. Психологические тесты [3] и другие методы исследования [4–8] не обладают достаточной чувствительностью, чтобы подтвердить или опровергнуть приводимую здесь концепцию, однако игнорирование ее может оказаться весьма опасным. Большинство понятий предлагаемой концепции имеют свои аналоги в современной психологии (смысловой барьер, социальная роль и.т.д.). В то же время они являются слишком узкими и односторонними, чтобы позволяться ими при описании СКПК. Для более строгого рассмотрения и во избежание путаницы я введу по мере изложения собственные понятия и категории, аналогичные данным.
Совместная деятельность и общение протекают в условиях социального контроля, осуществляемого на основе социальных норм — принятых в обществе образцов поведения, регламентирующих взаимодействие и взаимоотношение людей. Общество вырабатывает в качестве социальных норм специфическую систему образцов поведения, им принятых, одобряемых, культивируемых и ожидаемых от каждого. Их нарушение включает механизмы социального контроля [9]. Формально социальные нормы устанавливают форму и порядок взаимодействия личности с обществом. Фактически же вследствие того, что формирование личности происходит под влиянием принятых в обществе шаблонов, стереотипов, убеждений и.т.д. происходит социолизация личности в общество. Известно, что мысли и чувства человека «шире» слов, они не помещаются в слова, то есть, выражаясь более строго, речь как средство коммуникации не передает адекватно и полно состояние мыслящей системы, а лишь указывает реципиенту на «адрес» по которому он берет из собственной памяти информацию адекватную состоянию мыслящей системы-передатчика. Понятно, что при таком положении дел понимание в истинном смысле этого слова возможно лишь между очень близкими по своим параметрам системами. Обеспечение понимания между абонентами, и есть основная функция общества. В большинстве случаев эта задача решается путем создания одинаковых условий, в которых формируются более или менее адекватные друг другу личностные системы. С другой стороны, создание развитых коммуникационных стандартов позволяет обеспечить межличностное общение при очень низком уровне понимания, в случае если абоненты обмениваются не субъективными впечатлениями, а некоторыми объективным сведениями. Это обстоятельство, как мы увидим в дальнейшем, является чрезвычайно значимым. Отметим также тот факт, что состояние «понимания» является для человеческой личности важным, по причинам, обсуждение которых выходит за рамки данной работы.