Просто, так солиднее и значимее. Да и встречаться лишний раз взглядом с начальником, когда тот не в духе, пожалуй, не стоит.
— Не нравится мне эта идея, — поморщился Ютун. — Зачем нам его выдавать? Уверен, в нашей клинике специалисты получше… Другое дело — чужие стены…
— Дилемма, — поддержал не отваживавшийся на самостоятельное решение советник. — Кроме того — прецедент, который допускать не хотелось бы…
— В каком смысле? — предчувствуя ещё одну недобрую новость, нахмурился Ютун.
— Комиссар, дело в том, что они, — Висорпинк кивнул в сторону модуля, — обратились к нам с просьбой о выдаче всех своих граждан, находящихся на территории Сампойи…
— То есть?! — встрепенулся Ютун, распознав скрытый подвох.
— Комиссар, мне кажется, они собираются улетать, — произнёс советник замогильным голосом.
Такое же подозрение уже мелькнуло в голове общественного комиссара, однако успел прогнать как надуманное. Теперь же, получив сходную оценку от непредвзятого Висорпинка, Ютун и вовсе места себе не находит.
— Я думаю, командование ковчега разочаровалось в идее интеграции, — осторожно продолжает советник. — Если у них вообще когда-нибудь была такая идея… Сегодня же они видят полнейшее разложение экипажа… — Заметив раздражение комиссара, Висорпинк тут же поправляется: — Ну, может быть, и не полнейшее… Так вот, обнаружив брожения в коллективе, они желают ретироваться. Чтобы хоть как-то сохранить остатки самоуважения…
— Ну, что вы такое говорите? — возмущается наглости помощника Ютун. — Они вполне… — завёл было привычные речи, однако Висорпинк находит храбрости прервать:
— Комиссар, идеологические противоречия — сугубо внутреннее дело «Белого лебедя». Нам не стоит лезть в их проблемы. — Советник замолчал на четверть минуты. Удостоверившись в том, что комиссар прислушался к его точке зрения, продолжил поувереннее: — Обитатели «Лебедя» так и не избавились от присущих им стереотипов и предрассудков, и я глубоко сомневаюсь, что это возможно в принципе. Они навсегда останутся устаревшей модификацией, поэтому не стоит удерживать их от опрометчивых поступков. Ведь опрометчивы такие поступки в нашем понимании, а для самих ковчеговцев — вполне естественны.
— И что вы предлагаете? — недовольно буркнул общественный комиссар, пока ещё не до конца смирившись с предложенным толкованием.
— Хотят лететь — пусть летят, — просто ответил советник. — Нам-то что с этого? Сампойя проживёт без них, как вполне благополучно существовала и до их визита. Думаю, они без нас — тоже. Собрать их в дорогу, помочь технически — забота, вполне достойная старшего брата. А вот навести порядок в их головах под силу, пожалуй, лишь всемогущему космосу. Не это ли имели в виду люди из Медицинского комитета, когда предупреждали о возможных отклонениях в психике звёздных странников?
— Страшные вещи говорите, советник! — упрекнул Ютун, но вышло скорее иронически.
— Ерунда! — позволил себе улыбку Висорпинк. — Чего уж тут страшного?
А Ютун невольно и внутренне, но соглашается. Не удержать в клетке беспокойную птицу. Пусть даже клетка будет золотой.
А ещё, советник почти не сомневается в том, что попал-таки под влияние симпатичных в своей наивности пришельцев. Заочно, если так можно выразиться, — ведь напрямую он ни с кем из них так и не пообщался. Свойственное всем достаточно развитым цивилизациям сострадание к ближнему, граничащее с сердоболием.
Ютун отстаивает интересы «Белого лебедя», а точнее — то, что считает их интересами, да столь рьяно, что даже не задумывается об их истинных потребностях.
— Пожалуй, единственное, что мы должны свято соблюсти, это добровольность происходящего, — глубокомысленно замечает Ютун, впервые за многолетнее сотрудничество принимая к сведению позицию Висорпинка. — Если кто-то захочет остаться на Сампойе, мы должны предоставить все условия для комфортного существования.
— Разумеется, комиссар. — Висорпинк тут же сделал пометку в блокноте — вероятно, добавил пункт в проект меморандума. — А сейчас я бы рекомендовал всё же отбыть восвояси, а то не долго и простудиться, — напомнил он.
На землю падали тяжёлые капли начинающегося ливня.
— 13 —
Раткирой продолжает говорить, но речь его уже не так одухотворённа, а оттого — не убеждает. Идёт как бы по инерции, подготовлена на уровне и заучена практически наизусть, а посему — не пропадать же.
Однако в какой-то момент заряд искренности иссяк, эмоциональная составляющая перекалилась, сгорела в пустые угли, и Бослор потерял всякий интерес.