Но наяву или во сне, а подвальная сырость начала постепенно наползать на голые девичьи ноги, обутые в лёгкие босоножки. Заледеневшие кончик носа и пальцы, вцепившиеся в коробку, тоже давно сигнализировали о необходимости перемещения в более тёплое и сухое место. Потоптавшись в нерешительности на первой ступеньке лестницы, Оля со вздохом решила начать подъём. Путь наверх, хоть и довольно долгий, оказался не сказать чтобы сильно утомительным и привел в длинный коридор, подходящий больше всего древнему замку. Так Ольга решила, разглядывая каменные стены, закопченный потолок и торчащие из каменных стен факелы, часть из которых продолжала чадить, давая скупой свет.
Пройдя до конца странный коридор, за поворотом она обнаружила другой, покороче. Этот вид имел значительно более современный и совершенно не сочетался с ранее увиденными помещениями, стилистикой оформления напоминая скорее лаконичную суровость сталинского ампира. Второй коридор также перешел в следующий, тот уперся в лестницу, которая снова привела в коридор. Какие-то коридоры были бесконечно прямыми и длинными, другие, тёмные и узкие, резко и хаотично поворачивали то в одну сторону, то в другую каждые несколько метров. Одно было в них неизменно — все встречающиеся редкие двери были заперты и узнать, что за ними находится, не представлялось никакой возможности. Олин мозг еще с подвала погрузился в нирвану и отказывался подвергать происходящее хоть какому-то анализу. Ей оставалось лишь констатировать очевидное: коридор, еще коридор, лестница и снова коридор. Хотелось как герой старого советского фильма сесть на пол и, возведя руки к потолку, кричать: «Кто так строит, ну кто так строит?», однако она на чистом упрямстве продолжала исследовать это фантастическое пространство, которое никак не могло существовать.
Наконец, одна из дверей в очередном коридоре поддалась. За ней оказалась тускло освещённая небольшая комната с зарешеченным узким окном и единственным брошенным на пол матрасом, на который измученная путешественница со стоном опустилась, скинув обувь. Она устроилась на матрасе сидя, прислонившись спиной к стене и вытянув многострадальные ноги, и мгновенно отключилась.
Проснулась Оля от яркого солнечного света, пробившегося сквозь закрытые веки, и сначала, ещё балансируя между сном и реальностью, искренне удивилась тому, что спит сидя. Но, когда через несколько секунд активизировавшийся мозг услужливо подкинул в деталях всю информацию о вчерашних событиях, место удивления занял страх и, как ни странно, любопытство.
«Ну со страхом всё понятно, — рассуждала Оля, пытаясь глубоко дышать, как учили на занятиях по йоге, чтобы привести в порядок скачущие мысли, — нет ни одного логичного объяснения происходящему, а неизвестность всегда пугает. Да и, в принципе, с любопытством тогда тоже. И страшно, и страшно интересно».
Размышления прервало мощное урчание живота. Оля попыталась вспомнить, когда же ела в последний раз, повспоминала-повспоминала, не вспомнила, махнула рукой и легко поднялась с матраса. Очень хотелось пить, есть, а больше всего хотелось жить. Перехватив поудобней коробку, она толкнула легко поддавшуюся дверь и совершенно неожиданно вместо вчерашнего коридора вылетела на залитую солнцем деревянную веранду. За накрытым кружевной скатертью круглым столом, вытянув длинные ноги, сидел прекрасный как греческий бог златокудрый юноша, облачённый в белую футболку и джинсы, и прихлёбывал что-то из дымящейся чашки.
— Доброе утро, — сказал он, — долго спишь, хотел уже идти тебя будить.
За его спиной открывался пейзаж, напоминавший кадры из рекламы молочного шоколада. Радовала глаз своей сочностью изумрудная травка с вкраплениями мелких ярких цветов, над которыми порхали разноцветные бабочки. Уютный дворик ограждал плетень. За ним раскинулся цветущий луг, а ближе к горизонту темнел лесок. Солнце явно недавно поднялось над горизонтом, поскольку всё вокруг дышало свежестью и поблёскивало капельками росы.
Оля перевела ошалевший взгляд обратно на красавчика, оценила выжидательное выражение на скульптурно выточенном лице и решила, что нужно что-то ответить, несколько раз открыла и закрыла рот, так ничего не придумала, поэтому просто присела за стол на свободный стул.
— Чаю? — гостеприимно по-хозяйски поинтересовался юноша. Не услышав возражений, он налил из симпатичного пузатого сосуда напиток, источающий запахи неизвестных трав, и пододвинул к гостье вазочку с печеньем. Оля осторожно взяла на пробу одно печенье, надкусила и сразу же потянулась за вторым. Некоторое время тишина пасторальной картинки прерывалась только хрустом печенья. Когда содержимое вазочки, как свойственно всему хорошему в жизни, закончилось, за столом возникла неловкая пауза. Молодой человек, откинувшийся на стуле в безмятежно расслабленной позе, помогать в поддержании разговора явно не собирался, в связи с чем Оле пришлось брать инициативу в свои руки.