Я сделал несколько шагов и поклонился, повторив то же движение, что и мой провожатый, хотя, разумеется, далеко не с тем же непринужденным изяществом. Иваниус II поднял голову, взглянул на меня и что-то громко сказал. Его свита захохотала, и даже сам царь улыбнулся. Потом государь задал вопрос, и мне пришлось вежливо пожать плечами. Догадавшись, что я не понимаю языка, Иваниус II нетерпеливо мотнул головой, и вскоре рядом со мной нарисовался переводчик.
Это был маленький человечек, курчавый и смуглый, с кислым унылым лицом, имевшим такое выражение, будто он держал за щекой муху, которую боялся проглотить. Каждое свое слово он сопровождал быстрым мелким кивком, так что вскоре и у меня невольно задергалась голова.
— Государь Всея Розилии, Малой и Большой Ибирии, а также Краинилии, Лорусии и всея Континентии от Ледилии до Черных гор, князь Шарыпии и Боборыкии, а также герцог Трик-Трак, всемилостивейший Иваниус II рад привествовать чужеземца на своей земле. Вы его гость. Все, что есть в его царстве и в его дворце, к вашим услугам. Завтра утром он приглашает вас на царскую охоту, а теперь просит извинить его, так как у него назначен государственный совет, — забормотал переводчик.
Он еще не закончил говорить, а государь уже отвернулся, видно, потеряв ко мне интерес.
Сообразив, что аудиенция закончена, я поклонился и вышел. Переводчик следовал за мной, как тень. Очевидно, ему было приказано меня опекать.
— Прошу вас, господин, сюда! Я проведу вас в ваши покои. Его Величество приказал поселить вас в лучших гостевых комнатах, — сказал он, сворачивая в одну из галерей.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Терезий, господин.
— Хорошо говоришь по-русски. Ты с Земли?
— Нет, господин, но моя мать была с Земли, — неохотно сказал он.
Мы проходили по галерее между двумя башнями, когда вдруг откуда-то со двора раздался душераздирающий крик.
— Что это, Терезий? — спросил я.
— Ничего, вам послышалось. Пойдемте, господин, здесь нельзя стоять. Вас ждут в комнатах, — забормотал смутившийся переводчик, подталкивая меня вперед.
Но я вырвался, подбежал к бойнице и успел увидеть, как несколько солдат бросают в глубокий колодец связанного человека. Его крик сперва разнесся эхом, а потом сразу оборвался.
— Что это было? Этот несчастный казнен? Что он натворил? — содрогнувшись, спросил я.
Поняв, что я от него не отстану, Терезий потупил взгляд и ответил:
— О, это был умнейший вельможа и первый царский фаворит, но он не сумел оценить подарка, который сам себе выпросил…
Больше, сколько я его ни расспрашивал, переводчик не сказал ни слова, и мы молча дошли до покоев. Хотя отведенные мне комнаты были так великолепны, что потрясали всякое воображение, настроение мое испортилось.
На другое утро Терезий появился не один. Рядом с ним шел симпатичный юноша со свежим румянцем на щеках, одетый в бархатный камзол. На юноше были новые красные сапоги с загнутыми носками, которыми, видимо, он очень гордился, потому что все время на них посматривал.
— Вы уже проснулись, господин? Этот паж — личный оруженосец Его Величества, посланный подобрать вам доспехи. Сегодня весь двор отправляется на охоту, — сказал Терезий, голос которого звучал буднично и кисло.
Я свесил ноги с кровати. Нельзя сказать, чтобы меня переполнял воинственный пыл, но поучаствовать в царской охоте я был не прочь. Оруженосец наметанным взглядом окинул мою фигуру и исчез, а минутой спустя в залу длинной вереницей стали заходить разодетые слуги, несшие кто шлем, кто кольчугу, кто чеканный нагрудник, а кто наплечники. Все это оруженосец надевал на меня быстро, ловко и необыкновенно деликатно, демонстрируя немалый опыт. Под конец паж пристегнул мне на пояс короткий широкий меч и отошел с поклоном, что-то сказав через переводчика.
— Он говорит, чтобы господин не беспокоился. Он подобрал вам надежное копье, которое ожидает вас на варагоне, — пояснил Терезий.
— Поблагодари. И скажи ему, что у него очень забавные сапоги, — произнес я, думая доставить юноше удовольствие.
Терезий как-то странно ухмыльнулся и перевел. Смутившись, оруженосец что-то быстро проговорил в ответ.
— Он спрашивает: неужели его сапоги могут вам нравиться? — сказал Терезий.
— Разумеется, очень симпатичные, — отвечал я. Неожиданно паж быстро сел на пол, снял с себя сапоги, с поклоном опустил их возле моих ног и удалился босиком. Вид у мальчика при этом был очень огорченный, а взгляд, кажется, даже затуманился от слез.