-Мы бы русских тоже.
-Их там, должно быть, много.
-Не так много, как мексиканцев.
-И австралийцев.
-Все есть, только тебя нет.
Меня задела эта фраза. Джек не упускал возможности напомнить мне об этом, что не могло не расстраивать.
-Может, однажды…
-Слишком неопределенно.
-Как есть.
А потом еще фото и еще и еще. Ночка выдалась на славу. Прошло несколько часов, и за дверью послышались размеренные мамины шаги. Как только она зашла на кухню, я тоже встала. Начиналась зима, кажется, даже присыпало первым мелким снегом. Натянула первый попавшийся свитр и собиралась уходить. Мама заметила мой убитый вид.
-Что, опять всю ночь без сна провела?
-Не всю, мам.
-Конечно, знаю я тебя.
-Да ладно, зато с Джеком куда интереснее, чем просто спать.
-А, ну да, как же я могла забыть. Постарайся не уснуть в школе, ладно?
-Ладно.
Написала напоследок Джеку, что собираюсь выходить.
-Что, снова покидаешь меня?
-Увы.
-Эх, как же так.
-Вам там еще спать не хочется?
-Что такое сон?
-Ясно
-Нет, серьезно, тут все в самом разгаре. Кто-то включил музыку на полную, и, я не уверен, но, по-моему, соседи приходили. Нет… Точно кто-то приходил.
-Что, совсем напились?
-Не, еще не совсем. Но для этого вся ночь впереди.
-Думала, ты хороший мальчик, не пьешь.
-Дорогая моя, на свете нет хороших мальчиков.
-И как после таких заявлений, по-твоему, жить хорошим девочкам?
-Хороших девочек тоже не существует.
-То есть, хороших вообще нет?
-Нет. Они пропадают после недели знакомства
-Это многое объясняет.
В осенней куртке было уже холодно, в зимней – пока жарко. Но морозец уже играет с моими багровыми от холода щеками. В тот день по дороге в школу я ни с кем не встретилась, так и шла одна. Было время подумать, а мысли те тяжким грузом падали мне на голову. Крутились только эти его фото, его рассказы. Я вспоминала то странное чувство зависти ко всему, что происходит за океаном, с ним, с теми, кто с ним. Почему Америка стала так преследовать меня? Более всего мне не нравилось во время, когда я думала о Джеке, смотреть по сторонам, где бы я не находилась. Мне казалось, что все тут в разу хуже того, что там. И, что скрывать, до сих пор я в этом не усомнилась. Но раньше это было не так заметно. Я шла по разбитым дорогам, смотрела на серое небо, на потерявших веру людей, которые улыбались только по праздникам. И только изредка меня радовали дети и коты. А голуби раздражали. Что они вообще делают тут, когда могут быть везде? Их так много на площадке возле моего дома. Каждое утро проходишь – и они спешат врезаться в твое страшное утреннее лицо. Чего вы ждете от этого места, голуби? Посмотрите вокруг: тут старые дома, одни и те же люди, все заброшено и поросло колючей травой. Но они упорно топают на своих маленьких лапках по асфальту и трясут головой. Если бы я была голубем, я бы выбрала Нью-Йорк. В смысле, там ведь живут такие же голуби. Но сидят не на хрущевках, а на деревьях в Центральном парке или на небоскребах Бродвея. А с другой стороны, может, им все равно, а значит, у птиц нет стольких предрассудков и они не так мелочны, как люди.
Иду с утра в школу и размышляю об интеллекте голубей. Интересно, почему мне тогда никто не посоветовал хорошего психиатра.
Еще здорово было представлять себе что-то по дороге, ходить, мечтать. И всегда мечталось мне о местах, далеких отсюда. Но в последнее время, только об одном определенном месте.
Отвлекаясь, от смутных мыслей, ведущих в никуда, лучше вспомню нечто куда более веселое. В тот день в школе случилось кое-что интересное.
Еще одну мою лучшую подругу зовут Влада. Так уж сложилось, что почти все мои ближайшие друзья приходились мне одноклассниками, что еще больше связывало меня со школой. С Владой весь последний год мы сидели вместе, вместе решали все учебные вопросы, вместе не ходили туда в какие-то дни, когда кто-то один из нас не мог пойти, вместе оставались друг у друга с ночевкой. В общем, все, как полагается школьным подругам. Каждый день начинался с обмена впечатлениями, новостями, обсуждением предстоящих контрольных, еще какой-нибудь ерунды. И всегда это было просто, открыто, радостно, помогало нам идти на финишную прямую. День дошел до злополучного английского, который был у нас по разу или два в день, одного из скучнейших уроков. Наша учительница имела обыкновение приходить со звонком, а то и чуть позже звонка. Так что, в бурном обсуждении своих дел, мы смирно дожидались ее у двери. Постоянного кабинета у нас не было, и приходилось вести кочевой образ английской жизни. Осенью и зимой было совсем худо по средам, и это тоже была среда. В этот день мы занимались в маленьком кабинете на темном и мерзлом четвертом этаже. Окна там были деревянные, а батареи особо не помогали дели. Под заунывные вторения Елены Николаевны о временах или словах, заданных на сегодня, мы с Владой, прижавшись поближе, всматривались в экран одного из ее телефонов.
На этом моменте стоит вспомнить, что накануне она зарегистрировалась на том же сайте, на котором когда-то проводила столько времени и я. Забегая наперед, скажу, что потом и Света оказалась там же, хоть и ненадолго. Создатели могли бы выслать мне благодарственное письмо за пиар их сайта. Но мы, в любом случае, так развлекались, коротали время, заодно и подтягивали разговорный английский. Занимались английским на английском, так сказать. И вот, от скуки, мы снова лазали там. В какой-то момент, ей прислал симпатию один парень. И что бы вы думали? Из Киева. Она показала мне его фото – вполне себе хороший парень. И понеслась…Где ты живешь? А учишься где? Что любишь делать в свободное время? А ты красавица…
Честно говоря, я не думала, что видела тогда начало новых отношений. И знаете, все у них складывалось хорошо, правильно. Так, как это должно быть. Я не помню ссор, раздраженности, перерыва в общении. И так продлилось чуть ли не год. А между тем, у меня так никогда не выходило. Наладить спокойное, всегда милое и уступчивое взаимопонимание просто не дано мне природой. А у Влады, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, вышло.
Я люблю держать в памяти дни, когда она каждое утро рассказывала мне, как они общались перед сном, о чем говорили, что нового она узнала о нем. Иногда, проходя по школе, она видела что-то интересное, и спешила отправить ему. У нас мог быть интересный, уставший, превосходный или какой угодно вид, и она бы показала ему. У нас могло произойти важное событие, такое как выпускной, последний звонок, сошедшая с ума химичка , и он там уже бы все в подробностях знал бы об этом. Я часто рассказывала ей про Джека, и она, внимательно выслушав, непременно добавила бы, что у них с ним не так, или так или вообще никак на эту тему. Как-то в одно время у нас появились парни, с одного сайта, с разных континентов, с совершенно разными историями. И все это было так похоже у нас. Собственно, как и у подавляющего большинства молодежи.
Тогда еще, когда и у нее, и у меня все только начиналось, мне было интересно посмотреть на то, чем это кончится для нас обеих. Я часто расспрашивала ее, когда они встретятся, и она говорила мне о своих планах. Я ждала этого, быть может, больше ее самой, только лишь потому, что это давало надежду и мне. Тогда она очень мило, прямо смотря своими светлыми глазами из-под блондинистой макушки, произносила приторное: «А пусть он приедет к тебе. Летом, например». Ничего такого так и не случилось, а про Джека уже успели узнать почти все. Как и про меня там.
Хорошо помню, как впервые увидела его маму, потом и папу, всех родных. А сам Джек питал особую симпатию к моему папе. Я, наверное, так никогда и не пойму, почему. Однако, это было чрезвычайно мило. Сквозь время, и тогда и сейчас, они ба не устают спрашивать друг о друге. Все принцессы любят, когда ладят с их мамами, но, коль скоро вы смогли найти общий язык с королем, победа в ваших руках.
Родители Джека, как и мои, не живут вместе. У папы уже давно своя семья, у мамы тоже. Это никогда не обременяло его, скорее, наоборот. Я думаю, он был больше привязан к отцу. Может, в силу того, что тот редко был рядом. Во время нашего первого видео-разговора, он сказал мне: «Папа крутой парень, я люблю его». Кажется, он еще добавил что-то про деньги, но я уже не помню. Тогда же он впервые спросил про мою семью. И наши рассказы вышли примерно одинаковыми. Какое-то время мы о семье не вспоминали. Но еще раньше, мои родители узнали про Джека. Мама с самого начала знала, оно и не удивительно. Мы живем вместе, а значит, количество засекреченной информации стремится к нулю. Собственно, она у меня не из тех, кто косо смотрит на всех воздыхателей дочери. С ней все иначе. Мама обладает тем непостижимым женским очарованием, которое распространяется на мужчин, как пыльца: она всегда красива, всегда в форме, всегда общительна, но главное – всегда непосредственна. Одна из тех прелестных дам, которые с виду кротки и любезны, но коль скоро вы ей не по душе, она с легкостью бабочки пошлет вас по известному адресу. За это ее любили все. К ней часто прибегали за помощью, часто плакались в плечо даже двухметровые сорокалетние парни, стоило им поскандалить дома с женой. Да-да, у моей матери несметно много друзей, среди которых заметное преимущество отдано мужчинам. Мужчинам, которые восхищались ей, мужчинам, которые любили ее, которые тянулись к ее обществу, и даже при этом, мама всегда говорила мне, что век достойных ушел в небытие. Так жаль, что друзья эти всегда покидали ее, обретя свое счастье, а она оставалась одна. Я нередко видела ее слезы, и, коря себя за неспособность к оказанию поддержки, молча сидела рядом. Только изредка могла обнять, и то, боясь обнажить свою жалость к ней. Ведь она у меня сильная. Такая сильная, что нам с папой иногда бывало не пережить приступов проявления ее характера. Но и это не беда. С мальчиками у нас с ней всегда было полное взаимопонимание. Это как когда вы идете гулять с подружками, и каждая постоянно твердит о том, что «вот этот красавчик чуть не врезался в столб, так глядел на меня». Так вот, мама всегда делала так, за тем исключением, что вместо «меня» говорила «тебя». А если с ней кто-то старался познакомиться, у мамы начинался приступ флирта, смешанный с желанием немедленно отшить наглеца. Такая она, моя мама. Она даже в интернет со мной вместе засела. Показывала всяких недотеп, которые пишут ей, я показывала своих, вместе потешались над ними. А потом она увидела Джека, и поняла, что тут все хуже. Я почти каждый день рассказывала ей, о чем мы общаемся, показывала сотни его фото, всяких штучек, которые он, по привычке, тоже мне показывал, рассказывала о его жизни, обо всем новом, что сама узнавала. И, до первой ссоры, он ей нравился. Потом же в каждой грустиночке, замеченной в моих глазах, она обвиняла его. И, как бы я с ней не спорила, конечно, мама была права.