- Малышка, а ты не на шутку потеряла голову, - вновь смеется он.
- Малыш, это не я сейчас плакала.
И мы смеялись оба, заливались улыбками, нам было легко, мы были такими молодыми, такими влюбленными. Мы были. Мы. Были.
- Вставать так скоро, - сказал он потом. - Я и не заметил, как прошло три часа.
- Я тоже.
- Но эти часы того стоили.
- Не то слово. Ладно, мальчик мой, иди спать, а то совсем не встанешь утром.
- Мне будет тяжело уснуть сегодня.
Я протянула ему руку:
- Дотронься и попрощайся со мной.
- Влюбленные не говорят "прощай" ...
- Они говорят "до свидания".
- До свидания, Мэри.
- До свидания, Джек.
Мы напоследок вдоволь насмотрелись друг на друга, и я положила трубку первая. Первая, потому что он никогда не мог этого сделать, он ненавидел прощания в любой форме. И вот, моя кухня снова пуста, опять без него. Я вспоминаю и снова плачу. Сколько слез уходит на любовь - с годами только больше...
Пройдет не так много времени, и я, бродя по своей квартире, обнаружу себя тонущей в болоте воспоминаний о том разговоре, да и о нас в целом. Делая маленькие шаги по все тому же полу, среди все тех же стен, под тем же облезающим потолком, видишь, что квартира стала иной. Вернее, сама она, конечно, не изменилась. Однако дух, что некогда тут был, ушел восвоясе. Потом тут уже не было меня и не было нас, прежних.
Я шла мимо кухни, притаившись у прохода, и с печалью глазела на ее крохотно обставленные интерьеры, на томно висящую одинокую люстру в форме тюльпана и на окошко, в котором поглядывала весна. Зеленые почки и листья дерева, которое недавно было царственно белым, поющие птицы, солнце - потом все стало чуждым. В запахе горелого, шедшего с улицы, я вглядывалась в маленький уголок между стулом и духовкой. Вот тут мы и говорили с ним. Я тогда вспомнила каждое его слово, и даже видела себя саму. Только тогда помещение было залито белым, горела конфорка, а окна были старательно заклеены. Теперь все светит зеленью и теплом. Но странное дело - мне было холодно. Тогда, в январе, всецело поглощая внимание Джека, мне было в сотню раз теплее. Дом тогда казался уютным закрытым царством, в котором всегда есть он. И вот его уже нет. По темным коридорам бродит сквозняк. Казалось бы, весной приходит и расцветает любовь, но нашим временем была осень, а больше - зима. И я так тосковала по той заме, я бы отдала за нее солнце, если бы было можно.
В зеркале на меня смотрела уставшая девушка, и это при буйстве природы! Зимой, при нем я была такой красивой... Мои щеки горели, а глаза наливались сиянием, которое пробуждает только романтика. Мои блестящие волосы были мягки, несмотря на жуткий ветер и сухость. Губы непременно разливались в улыбке. Даже мое тело было тогда стройней и краше. Потом я переменилась. Странно, как любовь и ее отсутствие влияют на нас, это всегда видно. В отражении, в этой серой мыши я не видела себя. Нет, не потому что я стала уродлива или запустила себя. Просто потому, что без него я выглядела как всегда, как до него. Тогда, когда девушка прекрасна только при преднамеренно приложенных усилиях. А когда-то я так удивлялась всегда хорошенькому виду, естественной красоте, которая так и изобиловала, от одной только, кажется, мысли о нем. Для него хотелось быть прекрасной. И я была.
Каникулы пролетели быстро, не заметно, и нам пришлось неохотно возобновить посещение школы. В конце февраля у Джека был день рождения. Воспоминание о нем пробудилось в гостиной. Я стояла в дверях захламленной комнаты, будто боясь спугнуть Мари и Джека, тех, что были тут зимой. Я видела их явно, подобно галлюцинации. Раньше тут стоял стол, за которым я рисовала. Мы потом сложили его на верх шкафа. Зимой на нем была целая кипа кисточек, измазанных тряпок, красок. А по центру стоял холст с прорисовывающимся пейзажем. Я рисовала деревянный домик у моря, засыпанный пальмами и лодку и причала. Когда у Джека был день рождения, я успела вывести только небо. Только его, зато оно вышло бесподобным: пышные, слоняющиеся облака, в желтых тенях рассвета, мерно возвышаются в лазурном пространстве, бледнеющем к линии горизонта. В тот день я сидела, делая последние мазки, а, когда дело было сделано, пошла на кухню и вынесла оттуда бутылку вина и пончики. А еще достала несколько свечек. Сегодня большой день, Джеку сегодня двадцать. Да, всего двадцать лет, но это большое событие. Мое лицо мрачнело от сожаления, что в такой день я не с ним. И все же мне хватило духу красиво расставить скромное угощение, разве что для меня одной и записать ему видео. Хотя и это был не единственный подарок ему. За день до этого я сделала ему коллаж из фото, их там штук шесть было. И на каждой я держала табличку с отрывком от поздравления. Все вместе сошлось в красивую картину открытки или ее подобия. Я специально подобрала яркую помаду, красиво закинула так любимые им длинные волосы на бок и надела его любимое платье. Я выглядела шикарно, все для его радости. И вино зачем то открыла и разлила в одинокий бокал, и свечи и сладости. Я записала видео, в котором говорю много приятных слов, желаю ему какой-то приятной ерунды и запиваю свой тост. Все это на фоне моего холста и пончиков. Прикрепила фото, нажала отправить. Жду. Он ответил мне через десять минут, но они тянулись куда дольше. В тишине я нервно глядела на весь этот цирк, а получив его сообщение, ощутила гордость за себя.
"Дорогая, это просто невероятно! Сейчас только утро, а ты уже умудрилась заполнить мой день. Никак не пойму, как тебе удается быть для меня на первом месте, даже находясь на другом конце мира! Обожаю тебя"
И вроде это неважно, и вроде он приятно впечатлен, вроде я все сделала как надо, но что-то было не так. Стояла и глядела на пустую комнату, где отмечается толи его юбилей, толи мое одиночество.
В тот день я осушила пол бутылки, и мне опять стало легко. У него не было много времени, чтобы поговорить со мной, но в последнее время так было всегда. Так что пришлось нам с пончиками справляться самим. Но, лазая по соц сетям, я неожиданно наткнулась на то самое свое фото - пост с его страницы. А с ним подпись: "Она лучшая. Мы никогда не виделись, а она все равно лучшая". Меня это так тронуло, что если бы не вино, я бы снова пустила слезу. А так я просто чувствовала счастье. Закрыла глаза, запрокинув ноги на стол, и стала мечтать. Тот момент, когда мечты переходят грань реальности по ощущениям, так что до дрожи, бывает или при выпитом, или перед сном. В моем случае, первое.
Когда я мечтала о нем, перед глазами вставала неизменная картинка: мы вдвоем стоим, держась за руки в аэропорту. Мимо проходят люди, а я все не могу поверить, что держу его руки. Он так реален сейчас. Ничего более настоящего нет и не было. И вдруг меня настигает это ощущение фатума. Я понимаю, что вот оно, все, чего я хотела всю жизнь. С шоком я понимаю, что прежняя реальность забыта, а передо мной лишь его глаза. Мы на самом деле встретились. Все внутри сжимается от осознания абсолютного блаженства, вот вот я растворюсь в нем начисто. На пике грез меня отрезвляет телефонный звонок. Нет, только не эта квартира опять, и опять пустота.
Я с негодованием сняла трубку, а на том конце услышала знакомый низкий голос:
- Мари?
С минуту я молчу. Неужели это Максим? Но как...
- Да, - подавляя удивление, ответила я.
- Ну, слава Богу! - на том конце раздался тяжелый вздох. - Долго же я вспоминал твой номер, едва не обзвонил всю страну.
Молчала в глупом ожидании. А он продолжил:
- Ну, как ты там? - уже не так резво говорит он.
Я крутила в руке бокал, и, если честно была рада, что он разбавил нашу скудную компанию и мой юный алкоголизм:
- Я отмечаю день рождения Джека. Твоей копии сегодня двадцать...
- Ты одна?
Я устало осматриваю комнату:
- Нет, со мной вино и пончики.
- Так себе коллектив для праздника.
- В самый раз.
- Как же там твой Джек? - выждав, говорит он.
- Он был так рад, что я его поздравила.
- Правда? А голос у тебя не очень радостный.
- Глупый. Рад был он, а не я.
- А ты что же?
- А я была счастлива, Джек. Ты позвонил мне как раз, когда я была погружена в мысли о нем. Я хочу к нему.
- А я хочу к тебе.
- Джек, кто из нас тут пьяный?