Анна впервые взглянула на этот вопрос под таким углом. А ведь верно! Когда она разговаривала с Джошуа на могиле, он преспокойно мог очернить Лили. Сказать, к примеру, что она изменила ему с другим мужчиной. Но он промолчал. Почему? Или война научила его порядочности?
– Я уверена, что у Джошуа была веская причина так поступить, – продолжила леди Стокфорд. – Даже в детстве его отличала безукоризненная честность. Однажды он прошел пешком целых пять миль, чтобы вернуть деревенскому кузнецу гвоздь, который случайно прихватил с собой.
Леди Фейвершем энергично кивнула.
– Он отлично умел улаживать ссоры между нашими старшими внуками.
– А как он был добр к бедняжке Шарлотте, когда она обожгла руку! – вставила леди Инид, тряхнув блестящим зеленым тюрбаном. – Ему единственному удалось уговорить мою внучку воспользоваться лекарствами.
Эти высказывания никак не вязались с образом холодного, бесчувственного человека, который сложился в голове у Анны.
Вдоволь наговорившись, Розочки опять принялись с увлечением выбирать ткани и фасоны. Анна же пребывала в полной растерянности. Конечно, мнения старушек о Джошуа были несколько предвзятыми, ведь он рос у них на глазах. Естественно, леди Стокфорд видела своего внука в самом выгодном свете. И все же… вдруг Розочки правы? Да, Джошуа расторг помолвку с Лили. Но что, если у него были смягчающие вину обстоятельства… обстоятельства, о которых знали только Лили и он?
К великому разочарованию Анны, она нисколько не приблизилась к ответу на самый главный вопрос: почему Кеньон бросил женщину, которую любил?
Секретарь предложил ему сесть в одно из кожаных кресел, стоявших по обеим сторонам от незажженного камина, но Джошуа отказался. Прилежный коротышка открыл полированную дверь из красного дерева и исчез в соседней комнате.
В вестибюле были высокие окна с темно-зелеными шторами, на подоконниках стояли горшки с декоративными комнатными растениями, на столе лежали свежие газеты. Но Джошуа был слишком взволнован и не мог расслабляться с лондонской «Таймс». Хорошо хоть, что ему удалось отвертеться от похода по магазинам. Впрочем, он не сомневался, что позже Анна заставит его заплатить за это дезертирство. Она не боялась ему перечить, и его невольно восхищали ее храбрость и ум.
А еще ему не давали покоя воспоминания об их поцелуе. Его удивил ее ответный пыл, и он, не переставая, думал о ней, и представлял, какие еще удовольствия могла бы подарить ему эта удивительная девушка.
Ему хотелось прижать ее к стене и целовать до тех пор, пока она не растает в его объятиях. Потом он медленно раздел бы ее, любуясь ее наготой, взвесил бы на ладонях пышные груди и попробовал на вкус розовые соски. Его руки и губы двинулись бы дальше, лаская ее атласную кожу, а она бы корчилась и блаженно постанывала…
– Милорд? – Секретарь стоял у двери. В его подобострастном тоне угадывалось легкое недоумение, граничащее с любопытством. – Мистер Фирт готов вас принять.
Джошуа мысленно обругал себя за неуместные фантазии, помешавшие ему продумать план предстоящего разговора, и решительно отмел все посторонние мысли. Ему надо быть бдительным и осторожным, чтобы вырвать признания у изворотливого хищника.
Кабинет был обставлен по-деловому лаконично. Почти ничто не выдавало богатства его хозяина. Книжные полки, уставленные толстыми гроссбухами, и распахнутые простые деревянные ставни ясно говорили о том, что здесь вершатся коммерческие дела.
Сэмюел Фирт сидел за большим столом из красного дерева. Это был на удивление красивый мужчина лет тридцати с небольшим с правильными чертами лица и ухоженными черными волосами. Несмотря на то, что закатанные рукава рубашки обнажали его мускулистые руки, он выглядел скорее щеголем-джентльменом, чем безжалостным ростовщиком.
Фирт пристально оглядел Кеньона. В его голубых глазах вспыхнуло нечто похожее на враждебность. На лежавшем перед ним листе бумаги темнела чернильная клякса, как будто он в гневе бросил гусиное перо, услышав о посетителе.
Странно, почему он испытывает злобу к незнакомому человеку? Впрочем, может быть, в этом нет ничего странного…
Фирт даже не пытался изобразить светскую любезность. Он не встал с кресла и не протянул Джошуа руки.
– Здравствуйте, Кеньон, – сказал он, отрывисто кивнув.
– Здравствуйте, Фирт, – отозвался Джошуа и, в ответ на грубость хозяина кабинета, сёл без приглашения. – Я рад, что застал вас здесь в столь поздний час.
– Я бизнесмен, а не титулованный бездельник. Итак, изложите цель вашего визита. У меня нет времени на пустую болтовню.
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов. На тему, которую вы сочтете вполне заслуживающей вашего драгоценного времени.
Фирт стиснул в пальцах подлокотники кресла, в его глазах читалась неприкрытая враждебность. Это усилило подозрения Джошуа. Может быть, Фирт – просто раздражительный и недоверчивый человек, но может быть, его реакция свидетельствует о вине.
– Продолжайте! – прорычал ростовщик.
– Как я понимаю, вы ссужаете деньги тем, кто проматывает свои состояния за игорным столом. Это так?
Фирт долго и внимательно смотрел на гостя, потом хрипло хохотнул.
– Вы что же, пришли ко мне за деньгами?
– Вовсе нет. Я пришел, чтобы поговорить с вами об одном вашем должнике. А именно о лорде Тимберлейке.
– Я не обсуждаю моих клиентов.
Джошуа сложил пальцы домиком и откинулся на спинку кресла. Либо у Фирта извращенное представление о порядочности, либо он не хочет говорить правду.
– Тимберлейк признался мне в этом долге. Он также сказал, что у него нет средств для того, чтобы выплатить вам пятьдесят тысяч гиней.
Фирт сидел с каменным лицом и молчал.
– Восемь дней назад вы грозились, что заставите его заплатить, – продолжил Кеньон.
– Это вас не касается.
– Посмотрим. Скажите, где вы были в прошлый вторник, на рассвете?
– Во вторник?
– Вы меня слышали. Это было всего неделю назад, так что вам не составит большого труда вспомнить.
Развалившись в кресле, Фирт вскинул черную бровь.
– Я был здесь, в моем кабинете. На рассвете я обычно работаю.
– Так рано? Ваш секретарь может это подтвердить?
– Хиггинс приходит на службу в восемь. А теперь объясните мне, к чему весь этот допрос.
– Кто-то стрелял в сына Тимберлейка, Дэвида.
Фирт нахмурился:
– На рассвете? Вы хотите сказать, что Дэвид Панкхерст дрался на дуэли?
– Да. – Джошуа не стал говорить про маскарад Анны. Чем меньше народу будет об этом знать, тем лучше. – Но его противник не стал в него стрелять. В кустах прятался неизвестный. Он выстрелил в Панкхерста, потом запрыгнул на лошадь и ускакал.
Фирт рассеянно покрутил в пальцах гусиное перо.
– Откуда вам это известно? Вы были вторым участником дуэли?
– Это не имеет значения.
– Нет, имеет. – Губы Фирта скривились в понимающей ухмылке. Он оглядел Джошуа с головы до ног. – Вы поссорились из-за любовницы?
Едва удержавшись от желания двинуть кулаком в нахальную физиономию Фирта, Кеньон натянуто сказал:
– Семь лет назад я расторг помолвку с его сестрой. Это произошло как раз накануне свадьбы.
– Я слышал, что она покончила жизнь самоубийством.
Джошуа заглянул в ледяные голубые глаза собеседника. Значит, слухи о смерти Лили достигли ушей даже этого ростовщика. Он решительно вернулся к цели своего визита:
– Есть человек, который мог бы подтвердить, что в прошлый вторник вы были на работе?
– Если вы обвиняете меня в покушении на убийство, тогда предъявите ваши доказательства.
– У вас был хороший повод для того, чтобы выстрелить в Дэвида Панкхерста – самому или с помощью наемного убийцы. Эта пуля должна была послужить предупреждением отцу Дэвида. Я уверен, что магистрат заинтересуется вами, узнав все обстоятельства дела.
Загадочно улыбаясь, Фирт постучал пером по столу.
– Магистрат – мой должник. В свое время я оказал ему кое-какие услуги.