— Вы позволите? — спросил он учтиво.
— Пожалуйста.
Эмма внесла заправленную лампу, и теперь незнакомец во все глаза смотрел на Клару.
— Фрау Цеткин! Боже мой, фрау Цеткин! Сколько лет я не видел вас!
— Я узнала вас, господин Лангеханс. Хотя вы несколько изменились!
— Какая неожиданная встреча! — все не мог успокоиться адвокат. — Что можно у вас выпить, чтобы согреться? — обернулся он к Эмме. — Чего бы я хотел? Ха-ха! Мало ли чего бы я хотел? Французского шампанского! Русскую водку! Но как патриот я готов выпить рюмку рейнвейна. Большую рюмку рейнвейна. И кофе конечно.
— Где же вы теперь проявляете свой патриотизм, господин Лангеханс? — осведомилась Клара.
— О! Я стар и немощен… Конечно, для того чтобы сидеть в окопах. Но можно служить фатерланду и другим путем. Я прокурист[14] фирмы, работающей на оборону.
— «Нойфиг и сыновья»? — внезапно вспомнила Клара. — Скажите, а как они, сыновья?
— Уве процветает, а что касается Георга, то он на позициях. О нем ходят плохие слухи. Он всегда был несколько экстравагантен. Но это хорошо в мирное время. Когда идет война, лучше шагать в ногу со временем. Не правда ли?
— Как сказать. Вы, наверное, знаете, что, когда солдаты переходят мост, подается команда: «Идти не в ногу!» Иначе есть опасность провалиться.
Лангеханс улыбается воспоминанию:
— Георг Нойфиг! Вы помните его выставку незадолго до войны? На ней было все «не в ногу».
— «Не в ногу» с кем?
— С искусством, конечно.
Нет, Клара не склонна вступать в дискуссию об искусстве:
— Георг Нойфиг тоже человек немолодой. Что он делает на позициях?
— Таскается с мольбертом и красками и, говорят, именно там, где горячо.
Он понижает голос:
— Понимаете, фрау Цеткин, его мазня вовсе не безобидна: он рисует ужасы войны. Только ужасы.
— А разве есть радости войны?
— Победа — венец войны! — напыщенно восклицает Зепп.
Он спохватывается:
— Я понимаю: вы придерживаетесь других воззрений. Для вас патриотизм…
Клара перебила его:
— Патриотизм, который оборачивается палачеством для других народов, — такого патриотизма я не приемлю.
Но она вовсе не хотела вступать в спор.
— А семья Георга Нойфига — вы что-нибудь знаете о ней?
— Сыновья Георга пренебрегли помощью дяди и, кажется, очень нуждаются. Младший, Эрих, подавал большие надежды, но потом его исключили из Академии художеств. За недостойное поведение.
— Он что же, спился?
— Отнюдь. Кажется, участвовал в антивоенной демонстрации.
Адвокат допил свое вино.
— Что вас, собственно, привлекло сюда, господин адвокат?
— В Штутгарт? Здесь один из моих доверителей.
— А в это непритязательное кафе?
— О, чистый случай. Видите ли, я на автомобиле…
— Господин адвокат всегда на уровне века!
— Да, я веду дела современных, в высшей степени современных фирм. Что-то забарахлил мотор; я вызвал из гаража механика. Он уже должен быть тут. Рад был встретить вас, фрау Цеткин.
— Роза уснула. Уткнувшись носом в подушку, как ребенок… Ложись и ты, Эмма. У тебя был тяжелый день, — сказала Клара.
— Да, когда продукты на исходе, все труднее пополнять запасы. А шиберы без совести взвинчивают цены.
Они помолчали.
— Смотрю я на вас с Розой, — сказала Эмма, — немолодые уже вы, а покою вам нет. Роза — она вроде совсем слабенькая, как стебелек.
— Есть, Эмма, такая травка, что через могильную плиту и то пробивается…
Клара, придвинув поближе лампу, устроилась в кресле и раскрыла начатую книгу.
Скрипнула узкая дверь за стойкой. Роза, закутанная в Эммин халат, присела в ногах у Клары на скамеечке.
— Почему вы меня не разбудили? Что это за самоуправство?
— Ты так сладко спала, Роза… Роза грустно улыбнулась:
— Что ты читаешь? Гофман? «Крошка Цахес…» Слушай, прибавь ему росту, и получится ни дать ни взять наш кайзер. Он имеет ту же чудесную способность: когда наши войска побеждают, все воздают хвалу военному гению Вильгельма. А когда нас гонят, виноватыми оказываются бездарные генералы…
В погожий февральский день на оживленном вокзале Дюссельдорфа Клара встречала поезд из Берлина. Пора долгих хлопот и опасений осталась позади. Были получены заграничные паспорта и нужные визы. И сейчас Клара ждала, что вот-вот из голубого вагона скорого поезда покажется хрупкая фигура Розы в ее сером зимнем пальто, отделанном беличьим мехом, с видавшим виды саквояжем в руках.