Мануйлов вздохнул. Затем его голос зазвучал снова:
– Алла Викентьевна пришла в ярость, чуть не убила дочь, клещами выдрала из нее имя любовника и ужаснулась. Мало того, что ее Надюша обзавелась пузом до свадьбы, так еще и сделала ребенка с самым неподходящим кавалером! В очередной приезд в Москву я помчался на свидание к Наденьке, но вместо нее увидел директрису детдома и услышал ультиматум: я навсегда забываю о Надюше, в противном случае меня посадят за изнасилование. У Аллы Викентьевны было много знакомых, а ее супруг, отец Нади, занимал высокий пост в системе МВД, так что угроза в мой адрес была не иллюзорной. Кроме того, дама передала мне записку от дочери. Надя написала несколько фраз, общий смысл их был таким: я тебя разлюбила, ты поступил непорядочно с наивной девушкой, бросив ее одну во время беременности, занимаешься исключительно собой, не думаешь ни о будущем ребенке, ни об его матери, я приняла предложение от другого мужчины и прошу более меня не беспокоить. «Исчезни из моей жизни навсегда» – вот как заканчивалось послание Надюши.
– И вы ей поверили? – воскликнула Анна. – Ни разу не вспомнили о родной дочери? А сейчас, вместо того чтобы наконец-то вознаградить обездоленного, бедного ребенка, решили включить меня в состав сборной наследников? У нас есть шанс воссоединиться! Вам надо отправить всех домой и передать особняк, участок и прочее мне одной.
– А если я не захочу так поступить, что ты станешь делать? – осведомился Сергей Павлович.
– Буду преданно ухаживать за вами! – ажитированно пообещала Хачикян. Потом не удержалась и с обидой добавила: – Я не то что некоторые, никого в беде не брошу, не обреку родного человека на лишения.
– Врешь, лапочка, – сурово произнес Мануйлов. – Я говорил всем кандидатам, что подыскиваю человека, который мне понравится. Основное условие – никакой лжи. Не терплю брехунов.
– Я всегда говорю правду! – опрометчиво заявила Аня. – Честнее меня только папа римский!
– Подозреваю, что у иерархов любой церкви полно шкафов, набитых скелетами, они мастера прятать концы в воду, – хмыкнул Мануйлов. – А ты лжешь без зазрения совести.
– В чем я вас обманула? – ринулась в атаку Анна.
– Ты намекала на свое тяжелое детство, упомянула голод и нищету, но Надя вышла замуж за директора крупного гастронома, Ивана Германовича Сайко. Он обожал падчерицу, одевал, как куклу, потакал всем ее капризам. Дочь Надюши не знала никогда обездоленной жизни, и сейчас одна проживает в трехкомнатной квартире в прекрасном районе, ездит на иномарке. Правда, ко мне в гости госпожа Хачикян приехала на такси, не захотела демонстрировать машину. Наверное, решила, что бедному человеку достанется больше. Вот про магазин старых тряпок ты сказала правду. Окончив исторический факультет, ты прекрасно разбираешься в антиквариате, тебя часто приглашают в качестве эксперта и хорошо платят. Но ведь денег всегда мало. Поэтому ты и соврала про фото?
За стеной возникла могильная тишина. Потом снова раздался голос Мануйлова:
– Ну же, наберись мужества и перестань рассказывать сказки. Ты сначала осторожно выпытала, известны ли мне имена и фамилии предков, а потом наплела, что у вас дома есть точь-в-точь такие же снимки. Подумала, я обрадуюсь и поверю в наше родство. Тебя удивили мои слова, что я воспитывался в детдоме, который возглавляла Алла Викентьевна, но ты, быстро сориентировавшись, повернула ранее неизвестный факт в свою пользу и стала намекать на какие-то семейные тайны. Анна, лжец по условиям соревнования сходит с дистанции, ему не положено даже яблочных огрызков.
Хачикян заплакала.
– Простите! Я… я…
– Ну, Анечка, рассказывай правду! – потребовал Сергей Павлович.
– Да, фотографий в нашей квартире не было, – выдавила из себя она.
– Молодец, – похвалил Мануйлов, – хорошее начало. А зачем тебе, вполне обеспеченной даме, надобны средства, а? Только не ври!
– У меня уже ничего нет, – всхлипнула Аня. – Магазин продан за долги, новый хозяин оставил меня директором, получаю копейки. Живу в старой квартире, где когда-то обитала вместе с мамой. И езжу на метро, машину на днях тоже продала. У меня тьма долгов, и если в ближайшее время я не оплачу их, придется продать апартаменты в центре, переселяться в спальный район.
– Прости, дорогая, – перебил ее Сергей Павлович, – но в твое ужасное положение верится с трудом. Тебя же приглашают оценивать мебель и предметы интерьера в самые фешенебельные дома, твой гонорар за услуги исчисляется тысячами, и не рублей. Так?