Сергею хочется сделаться маленьким-маленьким и убежать, спрятаться от красного паука и страшного металлического хохота.
Паук схватил за руки, больно придавил глаза, бешено завертелся сплошным красным колесом.
- Петров, Петров! - донеслось откуда-то издалека, и колесо стало черным.
- Какой молодец!.. Отключил!.. На верную смерть шел... Руки, руки... осторожней... - Голоса слились и потонули в красно-черном тумане.
Шофер "скорой помощи" резко хлопает дверью, бегом направляясь в кабину. Машина срывается с места и мчится от шахты через поселок по хрупким весенним лужам, брызгаясь мокрым снегом, прозрачной талой водой.
Девчушка в распахнутом пальто по-прежнему стоит на дороге и смотрит в небо. Машина с красным крестом гудит, и девчушка, посторонившись, смотрит ей вслед: в глазах у нее возникает встревоженность, а губы еще продолжают улыбаться...
В небе звенит жаворонок. Лужи раздаются по сторонам я после долго волнуются разбитыми осколками солнца.
На чистом бланке истории болезни несколько строк: "Петров Сергей. Электроожог 4 - 5-й степеней обеих верхних конечностей и правой стопы. Доставлен каретой "скорой помощи" в глубоком шоке".
Срочно созванный консилиум заседал недолго.
- Надежды мало. Положение больного почти безнадежное... Смерть может наступить каждую секунду. Это чудо, что после поражения током в шесть тысяч вольт человек жив. Наш долг - сделать все от нас зависящее... - Главный врач больницы отодвинул бланк истории болезни и тихо добавил) - Будем надеяться... Лечащим врачом назначаю Валерия Ивановича Горюнова.
Весть о несчастье поползла по палатам. Сделались сосредоточенно-суровыми лица больных, словно все они нечаянно эаглянули в пропасть и она грозно, гипнотически поманила их.
За окном капелью звенела весна, обиженно стучала по окну голой веткой сирени, будто хотела сказать: "Что же вы, люди, забыли обо мне?"
А людям стало не до весны...
4
Таня стоит у окна и смотрит, смотрит...
Цепочка людей, растянувшаяся от шахты до поселка, за" метно редеет и через несколько минут совсем обрывается. На руке тикают часы. Таня сердится:
"Опять, у Сергея какое-нибудь заседание!"
На дороге появилась группа людей. Шли, размахивая руками. - вероятно, сварили. Тане доказалось, что среди них Сергей. Раосмвтрела лучше и рассердилась еще больше: Сергея нет. Люди прошли, и дорога опять опустела.
Из окна квартиры виден террикон. По нему вверх медленно ползет вагонетка. Доезжает до вершены, останавливается на миг и перевертывается ввepx дном. Из вагонетки высыпаются крупные куски породы, катятся вниз и плюхаются в лужу, разлившуюся у основания террикона. Летят брызги, а вагонетка торопится вниз, за новой партией камня.
Сергей дебит смотреть на террикон и эту, как он ее называет, "трудягу-вагонетку". Таня улыбнулась. Вспомнила, как однажды зимой у мужа неожиданно испортилось настроение. Она волновалась, думала - неприятности на работе. А когда утихла вьюга, Сергей подошел к окну и рассмеялся, вагонетку свою увидел. Потом, посерьезнев, сказал: "Кажется, ничего нет примечательного. Гора изломанных камней - и все... Л вдумаешься... Это же сама жизнь! Мудрая, интересная и вечно живая. Прошли миллионы лет. Миллионы!.. Из питекантропа труд сделал умнейшее на земле существо. Миллионы лет... И как мизерно коротка наша жизнь в этой вечности. Одно мгновение... А у вас вчера целый час не работала лава из-за нерасторопности одного шалопая. Вот и войдет этот час пустым местом в вечность. Обидно!"
"Смешной он у меня", - подумала Таня.
Таня не заметила, как к дому подъехала голубая "Победа". Хлопнули дверцы, она увидела людей, торопливо идущих от машины к их дому.
"Это ж Сережкин начальник... И дед с их участка. Где Сергей?" Таня почувствовала, как мозг царапнула мысль, от которой кровь прилила к лицу, часто-часто застучало сердце и вдруг упало, сжавшись в болезненный комок.
"Может быть, не к нам. Чего ж я боюсь?"
В дверь лостучали. Стук грохотом ударил по комнате. Таня подняла руки к похолодевшим щекам и села. "Не открою!" - мелькнула безрассудная мысль.
Стук робко повторился. Послышались приглушенные голоса.
"Надо открыть". Руки дрожат, никак не могут найти задвижку от двери. И когда медленно, словно в квартире покойник, сшвв шапки, вошли Петр Павлович и старый мастер, дед Кузьмич. Таня без слов поняла: случилось что-то ужасное.
- Что с Сережей? - И заплакала.
Метнулась к шкафу за косынкой, но ноги подломились, в глазах пошли черные круги.
- Не плачь, дочка, бог даст, все обойдется, - У Кузьмича срывается голос, старчески дрожит, и нельзя понять, надежда в нем или соболезнование Большая шершавая ладонь неуклюже гладит щеку. - Ничего... там. хорошие врачи, организм у него молодой, крепкий... не плачь... Что ж теперь делать... всякое бывает... такую уж мы выбрали себе долю - на работу, как в бой... Случаются и шальные пули - Спохватившись, что сказал лишнее, заторопился: - Поехали, дочка, одевайся...
Машина едет бесконечно долго. Тане кажется, что они заблудились среди этил многочисленых улиц, переулков и, когда найдут правильную дорогу, будет поздно: Сережка умрет.
- Сейчас приедем, - говорит Кузьмич и весь съеживается.
Какая-то неизвестнаая сила рванула Таню из машины, заставила пробежать по длинному коридору больницы и остановиться именно перед теми дверьми, за которыми был он, ее муж, Сергей Пeтpoв. Толкнула дверь, сделала шаг в палату и застыла на месте.
Слева, на койке, закутанный в бинты, с бледным, осунувшимся лицом лежал Сергей. Таня боком подвинулась я иеете-ли и безвольно осела на пол.
- Сереженка, родной мой, как же ты так, а?.. - Рукой потянулась к лицу и вскрикнула отчаянно, страшно - Сережа!
Очнулась в пустой, просторной комнате. Посмотрела и удивилась: где эта она и что с ней? Вошла женщина в белом халате, что-то сказала и ушла. Когда закрыла дверь, до Taниного слуха, дошил звук ее колеса, а слов пе разобрать. И вдруг обожгло: окровавленный бинт на груда муж".
5
На вторые сутки утром Сергей открыш глаза. Тагау еждев-шая рядам на стуле, затаила дыхание. Тихонько пвзвлша:
- Сережа!
Глаза повернулись Э ней, я эякршшы
- Та-и-я, разйуд" меня-. % не шяу сам лрвешуизвя".
- Сереженька, тебе больно?
- Буди скорей!
- Ты не спишь, Сережа. Мы в больнице. Тебе руки то" ком обожгло.., немного...
- Неправда... меня убило... Там же шесть тысяч вольт... Таня молчала. Глотала комок, подступивший к горлу, и не
могла проглотить. "Заговорил, заговорил, - значит, будет жить, будет!" А слезы заливали лицо.
- Почему ты плачешь?
- Я ничего... я так... я уже не плачу...
- Что в шахте?
- Ты спас людей и шахту от пожара... Там что-то могло взорваться...
- Кто подобрал меня?
- Коля Гончаров с проходчиками.
- Что говорят врачи?
- Врачи?.. Врачи говорят: ничего страшного нет. Немного полежишь здесь, и все пройдет. - Таня старается сказать это быстро-быстро, словно ждет, что вот войдет кто-нибудь в палату и крикнет: "Нет, не говорят этого врачи, они не надеются на спасение жизни!" И опять замолчит Сережка, и снова надвинется страшная ночь.
- Ты мне говоришь неправду, Таня. Зачем?
- Они... они ничего не понимают... они... - И со слезами выдохнула: Они говорят, что ты умрешь... Это неправда, неправда!
Взгляд Сергея устремлен в потолок, высокий и ослепительно белый. Справа, из угла, тянется узкая темная трещинка, тоненько петляет среди маленьких белых бугорков и незаметно теряется.
И опять показалось Петрову, что он спит и видит сон. Сон, как спрут, засосал его в свои липкие объятия, и нет сил высвободиться из них.
- Выйдите на минутку, мы посмотрим его, - обращается человек в белом.
Сзади стоят двое, держат стеклянного спрута с длинными резиновыми щупальцами.
"Врачи!" - мелькает мысль.
Женщина в белой косынке долго разбинтовывает левую руку Сергея. Бинт собрался в большой окровавленный клубок, а она все мотает и мотает, время от времени смотрит в лицо больному, вздыхает и вновь сматывает бинт. Сергей приподнимает голову, пытаясь увидеть свои руки. Сестра прикасается к его лбу и придерживает голову на подушке.