- Как фамилия вашего мужа? - спросил мужчина, будто ожидая, что эта неизвестная ему фамилия внесет ясность в создавшееся положение.
- Петров.
- Смотрите, какое совпадение! А моя фамилия - Петренко! - Хотел улыбнуться, но только виновато сморщил лицо и откашлялся.
Из операционной вышел врач.
- Кто вас пропустил сюда?
- Мы к Петрову...
- Время для посещения больных с двух часов до пяти. Днем к тому же!
- Товарищ! - Петренко шагнул к врачу. - Нам на пять минут, это очень важно.
- Все в нашей жизни важно, и никто не хочет ждать. - Врач повернулся, чтобы уйти.
Таня узнала Бадьяна.
- Что с ним, доктор? - уцепилась она за халат.
Бадьян остановился.
- Открылось артериальное кровотечение. Кровь остановлена. Для вливания крови не хватило наших запасов нужной группы... В Макеевку пошла машина. Часа через полтора кровь будет. Вот и все. Вы здесь не нужны.
- Как же так, товарищ врач! Доктор! Два часа... это же много! А вдруг человек... - Петренко мял в руках кепку, совал ее в карман, вытаскивал и тряс перед лицом врача. Ища поддержки в какой-то своей еще не высказанной мысли, Петренко посмотрел на Таню и тихо, умоляющим голосом сказал: Товарищ, возьмите у меня кровь, пожалуйста, я совершенно здоров. Вот посмотрите! - Он сбросил с себя пальто, заторопился, нащупывая на рубашке пуговицы. - Вы не имеете права отказать мне! - Голос Петренко дрогнул. - Я не уйду отсюда! Я буду жаловаться! Что вы так смотрите на меня?!
- Вы хоть знаете, какая у вас группа крови? - устало спросил Вано Ильич.
- Какое это имеет значение! Кровь есть кровь!
- Нам нужна первая труппа, резус положительный.
- Вот-вот! У меня точно такая... с резусом...
Через полчаса Бадьян настраивал аппарат для переливания крови и задумчиво улыбался.
- Сережа, ты знаешь, кто стал твоим донором? Известный тебе... - Й поднес ампулу с алой жидкостью к глазам Сергея, надеясь приятно изумить его. На этикетке торопливым почерком было написано; "Петренко Геннадий Федорович. Токарь. Группа крови первая".
Сергей не знал токаря Петренко, так же как токарь Петренко не знал шахтера Петрова. Но врач полагал, что они хорошо знакомы: зачем бы иначе человек врывался в больницу среди ночи и предлагал свою кровь?
Эту ночь Таня провела в больнице. Сидя на стуле около, столика дежурной сестры, силилась задремать, хоть на минуту забыться и не могла. Несколько раз ходила в палату к спящему Сергею, молча смотрела на него и, боясь расплакаться, убегала.
Однажды Тане почудилось, что ее зовут. Бегом направилась в палату. Сергей метался в бреду по постели, хриплым шепотом звал:
- Таня, Танечка... иди ко мне. Не плачь, мама... Мне больно, доктор... я не хочу, не хочу...
Утром Таня взяла полотенце и повесила на спинку кровати, заслоняя лицо Сергея от солнечных лучей.
- Пусть светит, Таня... - услышала она и замерла.
- Ты не спишь, Сережа? - Какое теплое солнце...
- Я не уйду от тебя. Что хочешь делай со мной. Не уйду4 Мне жизнь без тебя не нужна.
- Спасибо... Танечка...
Днем больницу осаждали шахтеры. Упрашивали, грозялись, потрясали всевозможными бумажками перед глазами главврача и уходили ни с чем. Посещать Петрова категорически запрещалось. К знакомым и незнакомым людям выходила Таня. Сбивчиво рассказывала о состоянии здоровья, принимала кульки, записки, протоколы собраний, вся суть которых сводилась к одному; не.падай духом, друг, мужайся, шахтер!
К вечеру приехал весь состав комсомольского бюро шахты. Ребята, хмурые, присмиревшие, гуськом прошли в приемный покой и попросили к себе врача.
К ним вышел Бадьян.
- Почему к Петрову не пускают друзей? - сердито.спросил Мамедов.
- Существует определенный порядок, к тому же больной очень слаб, ответил Вано Ильич.
- Сколько это будет продолжаться? И что сделано для его выздоровления? - выдвинулся вперед Волобуйский.
- Мы все мужчины. Я понимаю ваши чувства. Но... случай исключительный...
- Нас не интересует статистика! - взорвался Николай Гончаров. - Мы спрашиваем: он будет жить?
- Ну, друзья мои!.. Вы говорите так, будто подозреваете что-то нехорошее. Делается все, что в наших силах. Будем надеяться...
- Извините, - смягчился Николай, - это ж наш Сергей, такой парень!.. Мы решили дежурить здесь. Если потребуется кровь, кожа... в общем, все мы в вашем распоряжении, - тихо Закончил ой.
- Спасибо! Пока этого не нужно! Но... все может быть... Бадьян ушел. В белом больничном халате вошла Таня.
- Коля, Сереже и правую готовят...
- Успокойся, Танечка, - обнял ее за плечи Гончаров. - Надо крепиться, понимаешь, надо...
- Как посмотрю на вас, все живы, здоровы, а он... - заплакала Таня, Как же вы не уберегли его?
- Это он сберег нас... большинство было там... в лаве... а он,: как Матросов... грудью... - давясь спазмами, медленно сказал Мамедов.
Состояние Сергея час от часу становилось все хуже и хуже. Оттягивать ампутацию второй руки стало опасно.
За несколько минут до начала ампутации он открыл глаза, обвел взглядом суетившихся вокруг врачей и сказал:
- Значит, и правую...
- Сережа, речь идет о твоей жизни.
- Позовите Таню.
В белой маске вошла Таня. ч
- Прости, Таня, если Что было не так... За вчерашнее... Не хочется мне... Не успели иы пожить... по-настоящему...
По-настоящему.. А что было- настоящим в их жизни?
Кольцо, подаренное Сережкой в день свадьбы? Нет, оно было не настоящим. Его сделали из трехкопеечной монеты Сереж-кины друзья. Таня понимала: откуда у студента деньги? - и не обиделась. Оно и сейчас у нее на руке, рядом с тем золотым, что купил ей Сергей с первой получки. Десять настоящих не надо ей за то блеклое, медное...
Может, настоящей была свадьба? В разгар веселья им вдруг стало тесно под крышей дома, захотелось поделиться своим счастьем со всем миром. Сергей шепнул: "Давай сбежим!" ,
И они убежали со свадьбы. Шли по пустынным улицам ночного города, под ногами скрипел снег, и от избытка чувств им хотелось крикнуть: "Люди! Смотрите, какие мы счастливые!"
У Тани мерзли руки, и Сергей грел их в своих, больших, крепких. Потом он целовал ее в глаза, щеки, губы и шептал: "Родная моя, я тебя через всю жизнь на руках пронесу".
У Тани перехватило дыхание, она согласно кивала головой, закусывая губы, боясь разрыдаться, и не могла говорить.
Через два часа Сергей Петров лежал в палате без обеих рук...
Утром, после операции, приехал отец. Старый солдат, сам не раз смотревший смерти, в глаза, сел как подкошенный у изголовья лежащего без сознания сына.
Двое суток Сергей был на грани жизни и смерти. Двое суток не отходила от него Таня. Она словно окаменела, сидя на стуле. На уговоры пойти отдохнуть молча качала головой и опять неподвижно застывала, уставившись взглядом в одну точку.
- Сидит, сердешная, моченьки нет на нее глядеть, - рассказывала в соседней палате санитарка тетя Даша. - Аж у самой в грудях все разрывается. Стало быть, дюже любили друг дружку.
- Чегой-то ты, бабка, любовь их хоронишь! Любили, любили... Слушать гадко! - рассердился больной с перевязанным лбом. - Помню, в сорок третьем... Да чего тут рассказывать! Сидела бы, старая, на своей законной пенсии и не рыпалась! Одну жалость разводишь. Послушает иная дура такую антимонию, да так ей станет жалко саму себя, что... - Больной помолчал, кутаясь в одеяло. Улегся и враз потеплевшим голосом заговорил: - Встретил я вчера ее в коридоре, ну, девчушка еще, совсем девчушка. А вот поди ж ты!.. Спасибо ей сказал. А она смотрит удивленно: мол, за что? А я: за это! Больной постучал кулаком в грудь, по тому месту, где сердце. - На людей стало приятней смотреть, не волки они друг другу!
То ли разговор подействовал на тетю Дашу, то ли еще что, ио, подговорив сестру, они вдвоем силой уложили Таню в постель.
- Спала недолго. Во сне куда-то бежала отяжелевшими, непослушными ногами, проваливалась в ямы, порывалась кричать, но в рот лезла плотная, тяжелая вата и глушила звук.