Поздним вечером 25 декабря командир, который очень хорошо видел в темноте, различил силуэты немецких кораблей. Повернули на них. Оказалось, следует конвой. Попов выбрал концевой транспорт. Большой, водоизмещением с десяток тысяч тонн. Но прицелиться не успел: к лодке устремился вражеский катер охранения. Срочное погружение. Катер сбросил несколько бомб. Через некоторое время лодка всплыла, догнала конвой и атаковала его. Концевой транспорт пошел ко дну. Новая атака. На этот раз командир целился в танкер. Тот успел отвернуть: следы от торпед хорошо заметны в лунную ночь. Корабли охранения открыли огонь. Пришлось погрузиться. Позже «К-56» снова нагнала тот же конвой. И снова корабли эскорта отбили атаку и загнали лодку под воду.
29 декабря был утоплен еще один транспорт в районе Карлскроны.
Через неделю «К-56» благополучно возвратилась в Хельсинки.
"Урожайный" поход
Пятнадцатого января 1945 года «К-52» снова стояла у пирса Кронштадтской береговой базы подводных лодок, готовая к новым походам. Помощником ко мне назначили старшего лейтенанта Николая Ивановича Пенькина, того самого, с которым мы вместе служили на гвардейской «Щ-303». Геннадий Трофимович Кудряшов во время ремонта был переведен на другой корабль.
Возвратилась из похода подводная лодка «К-56» и вместе с ней наши товарищи. На боевом счету этой лодки появились три потопленных транспорта противника. Все с большим интересом слушали рассказы участников похода.
В конце января мы получили приказ выйти в море. Финский залив сковали льды. Дорогу нам должны были пробить ледоколы.
Как известно, ледовая обстановка в Финском заливе особенно тяжела с февраля по апрель. Нагромождения льда достигают порой высоты трех метров. Чтобы не повредить носовую часть лодки, мы установили на ней прочный стальной щит — «намордник», как его назвали матросы. Он защищал от повреждений форштевень, носовые горизонтальные рули и торпедные аппараты. Рулевой Морозов предложил выделить группу крепких ребят, которые во время перехода находились бы на верхней палубе и отталкивали баграми крупные льдины. Предложение приняли.
Коммунисты детально обсудили план партийной работы на походе. Наш парторг Середин сумел найти дело для каждого члена и кандидата партии. Забот у Середина много. В это время на лодках не было заместителей командиров по политической части. Вся работа теперь ложилась на парторга.
7 февраля 1945 года в десять часов утра ледокол «Сампо» взял нашу «К-52» на буксир. Впереди «Сампо» прокладывал путь ледокол «Иокарху».
Первую часть маршрута, до острова Бьерке, преодолели спокойно, без каких-либо задержек и повреждений. Но в шхерах лед стал более торосистым и крепким, льдины начали затирать лодку. Пришлось укоротить буксирный трос, чтобы лодка оказалась в струе от винтов ледокола. Этот мощный поток отгонял льдины в стороны.
Переход был очень тяжелым. Иногда за сутки проходили всего несколько километров. Двигались только днем. Ночью маленький караван прекращал движение, и к утру лед так сковывал лодку, что матросам приходилось скалывать его вручную.
Четверо суток пробивались мы сквозь ледяные нагромождения. На пятые сутки Финский залив остался позади. Ледоколы вывели нас в открытое море. Мы тепло распрощались с ними и полным ходом пошли на позицию.
В открытом море льдов не было. Но какими холодными, неприветливыми были серые воды Балтики! Корпус лодки, особенно в концевых отсеках, покрывался изнутри толстым слоем инея. Свободные от вахты моряки спали не раздеваясь, прямо в ватных штанах и телогрейках.
— Жарко как в парной, — острил торпедист Тарасенко и шумно выдыхал белые клубы пара.
Как-то днем, когда лодка шла на перископной глубине, вахтенный офицер, осматривая поверхность моря, заметил след соляра, тянувшийся за лодкой. Очевидно, из-за сильного сжатия льдами корпус лодки деформировался, и одна из междубортных цистерн, заполненных соляром, дала небольшую течь. Обнаружилось и другое повреждение: через сварные швы топливной цистерны, находящейся внутри прочного корпуса в районе четвертого отсека, соляр начал просачиваться в аккумуляторную яму.
Командир группы движения старший инженер-лейтенант Сулоев, осмотрев цистерну, сказал мне, что надо срочно возвращаться в Хельсинки.
— А что думает Михаил Андронович?
М. А. Крастелев, ставший к тому времени инженер-капитаном 3 ранга, долго ничего не отвечал.