— Залп!
Лодка резко повернула на контркурс с противником. А через минуту мы услышали и увидели сильнейший взрыв у борта транспорта.
Срочно погрузились. Акустик, прослушивая горизонт, докладывал:
— Справа на курсовом сто десять градусов шум винтов сторожевика.
— Слева на курсовом тридцать пять градусов шум винтов подводной лодки противника.
Чтобы избежать атаки вражеской лодки, повернули прямо на нее и увеличили глубину погружения. Через двадцать минут шум винтов лодки прослушивался уже с другого борта, дистанция до нее увеличилась.
Сторожевой корабль нас тоже не обнаружил.
После успешной атаки мы покинули район позиции и ушли на перезарядку торпедных аппаратов к северу от банки Южная Средняя.
На переходе наш Иван Лихобаба отличился: в честь новой победы он угостил нас таким вкусным обедом, каким еще никогда не угощал. Особенно хороши были знаменитые его пончики. По отсекам ходили слухи, что Веригин съел их два десятка и просил еще добавки.
Когда лодка легла на грунт, я прошел по всем отсекам и поздравил личный состав с потоплением еще одного транспорта.
После перезарядки торпедных аппаратов экипажу был дан отдых.
6 марта в течение всего дня мы слышали взрывы авиационных бомб. Это вражеские самолеты перед движением конвоев проводили профилактическое бомбометание, пытаясь заставить советские лодки уйти с вероятных курсов следования транспортов. Знали мы и от нашей авиаразведки, что здесь должны пройти неприятельские суда.
От нас теперь требовалась чрезвычайная осторожность. Чтобы не обнаружить себя, следовало своевременно уходить из зоны радиолокационного обнаружения и не давать возможности дозорным кораблям атаковать лодку.
Во время этого боевого похода «К-52» действовала исключительно ночью, в надводном положении, и прежде всего потому, что днем лишь отдельные быстроходные корабли противника совершали рейсы между Либавой и Померанской бухтой. Конвои же ходили только по ночам, с большим охранением.
В ночь на 7 марта лодка всплыла в том районе своей позиции, где находился узел коммуникаций, проходивший из Свиноуйсьце, Засница и с Борнхольма на Лиепаю и Гдыню. Вахтенные поеживались от холода. Едва заметная зыбь слегка покачивала корабль.
Ночь выдалась темная. Небо заволокло тяжелыми, свинцовыми тучами, и каждый, кто выходил на мостик, не мог удержаться от восклицания: «Ну и потемки!»
— Такие ночи, как сегодняшняя, — задумчиво сказал стоящий рядом со мной на мостике лейтенант Бузин, — радовали нас в дни блокады. Темнота скрывала прекрасные здания города от фашистских снарядов и бомб. Помните, товарищ командир?..
К полуночи я совсем замерз. Оставив вахтенного офицера Бузина на мостике, спустился в лодку. Лихобаба подал кружку горячего кофе:
— Погрейтесь, товарищ командир.
Но не прошло и пяти минут, как с мостика доложили:
— Прямо за кормой миноносцы противника.
Я бросился наверх: на дистанции двух-трех кабельтовых шли строем фронта три вражеских корабля.
Погружаться было уже поздно — миноносцы могли протаранить лодку.
Я подозвал механика к люку, приказал увеличить ход до полного и предупредил:
— Только смотрите, чтобы дизели не искрили.
Можно было надеяться на сообразительного и всегда невозмутимого главного старшину трюмных Перевозчикова, на спокойного, выдержанного главного старшину мотористов Андреева. Я знал: эти не подведут и выполнят задуманный маневр.
Каждую секунду нас могли обнаружить, так как расстояние между лодкой и миноносцами увеличивалось очень медленно. Хотелось как можно быстрее оторваться от противника, занять выгодную позицию и атаковать его.
Как назло, видимость стала улучшаться, и в разрывах облаков кое-где уже показалось звездное небо.
Напряжение возрастало с каждой минутой. Казалось, вот-вот на миноносцах заметят нас, увеличат скорость, откроют артиллерийский огонь, пойдут на таран, В какое-то мгновение я уже готов был произвести срочное погружение, но сдержался.
Наконец дистанция от противника увеличилась, появилась возможность самим атаковать врага. Мы развернулись на боевой курс.
Я подал команду приготовить носовые и кормовые торпедные аппараты. Как только первый миноносец пришел на прицел, скомандовал:
— Кормовые аппараты, пли!
И вдруг на мостик доложили, что торпеды из носовых аппаратов вышли. Почему из носовых?! Потом выяснилось, что в центральном посту перепутали команду, а в те мгновения на мостике некогда было удивляться, возмущаться, раздумывать. Надо было немедленно исправлять ошибку. Вновь подал команду: