Но Васю интересовало не это.
– Тогда почему я сейчас живой? – простонал он, и осторожно дотронулся пальцем до шва на своей груди. Ощущение было мерзкое.
– Не то, чтобы вы в настоящий момент были живы в полном смысле этого слова, – произнес Иннокентий. – В какой-то степени вы все еще мертвы. И останетесь таковым навсегда.
Побледнев, Вася спросил:
– Я что, зомби?
Видел он как-то зомби в кино. Те были мерзкими уродливыми и тупыми тварями, которые бродили толпами по улицам, рычали, смердели и бросались на нормальных людей.
– Нет, разумеется, – ответил Иннокентий, после чего на его лице впервые проступила человеческая эмоция – он позволил себе чуть заметно улыбнуться.
– Тогда кто же я? – допытывался Вася. – Скажи ты мне, сучья харя, Христа ради, что вы со мной сделали?
– Ничего.
– Тогда почему же я жив? Неужели это тот свет? Нет! Не может быть! Тут должны быть телки с сиськами, много пива и шашлыка.
Иннокентий взял брусок мыла и протянул его Васе.
– Вам нужно помыться, – сказал он. – Затем мы все вам объясним.
В этот момент в помещение вошла худая женщина, принесшая комплект одежды.
– Он еще не закончил? – спросила она тихо, обращаясь к Иннокентию.
– Мальчик в шоке, – ответил тот. – Его можно понять.
Женщина опустила одежду на стул, а затем обратилась к Васе:
– Не потереть ли вам спинку, юный господин?
– Нет, не надо, ты старая и страшная, – ответил Вася. – Если есть молодая девка, то зовите. А тебя нахуй.
– Ступай, – сказал Иннокентий женщине. – Скоро он будет готов.
Вася поглядел на мыло в своей руке, затем окунул его в воду и стал тереть свое то ли живое, то ли мертвое тело.
6
Окончив помывку, Вася выбрался из ванны и встал на коврик. Иннокентий подал ему полотенец. Вася вытерся, избегая касаться уродливых швов на груди. Он все боялся, что те могут разойтись в любой момент, и тогда весь его ливер шмякнется на мокрый пол. От подобных фантазий делалось так дурно, что начинала кружиться голова.
Вытершись, он получил новую одежду. И она сразу же вызвала у Васи массу вопросов. В частности, когда Иннокентий протянул ему черные кружевные трусы, по виду явно женские, Вася воспротивился.
– Не бывать пидорству, пока я жив! – заявил он непоколебимым тоном. – Либо мужицкие семейки, либо ничего.
– Да вы ведь уже и не живы, – напомнил Иннокентий.
Вася поморщился – старый хрен умело поймал его на слове.
– Ладно, давай, – проворчал Вася.
Он схватил трусы и с омерзением осмотрел их. Ну, чисто бабское белье. А дальше что, его заставят натянуть чулки и накрасить губы? И стоило ради этого умирать?
К счастью, бог миловал. Черные штаны и черная блуза были еще терпимы, но вот пиджак....
– Да на какой гей-парад ты меня наряжаешь? – воскликнул Вася.
Пиджак был отвратительного фасона – длинный, с высоким стоячим воротником и узкими рукавами. По представлениям Васи, носить что-то подобное могли только представители нетрадиционной сексуальной ориентации и другие пидоры.
– Ну же, – ласково упрашивал его Иннокентий. – Не капризничайте.
– А, ладно, хер с тобой, – буркнул Вася и схватил пиджак.
В последнюю очередь он надел черные туфли и окинул себя взглядом.
– Ну, пидор пидором, – невольно вырвалось у него. – Что ж вы со мной делаете?
– Прошу за мной, – предложил Иннокентий.
– В таком виде? Боюсь, блядь, представить, куда идем. Сейчас дверь распахнется, а там они. Пидоры, в смысле. Уже с вазелином наготове. Ты учти, старый, я свою жопу без боя не сдам. Скорее голову сложу, чем выброшу флаг голубой. Если погибну, считайте меня натуралом.
– Не волнуйтесь на этот счет, – успокоил его Иннокентий. – Анального штурма не будет.
– Хотелось бы верить, – со вздохом проронил Вася. – Ну, ладно. Хуй с ним. Веди, обезжиренный.
7
Узкий мрачный коридор привел их в большое помещение, в котором, как и в ванной комнате, причудливо сочетались слегка увядшая роскошь и откровенный упадок. Слияние этих крайностей было заметно во всем. Некогда яркие обои, необычайно толстые, и, как позже узнал Вася, тканевые, а не бумажные, потускнели и покрылись пятнами разных цветов. Среди них преобладали коричневый и желтый. Паркет из драгоценного красного дерева местами вздулся, дощечки покрывали царапины и сколы, а некоторые из них вовсе отсутствовали на своих местах. Камин – настоящее произведение искусства, с кованой решеткой неземной красоты, был черен от копоти и напоминал врата в какое-то нехорошее место. Картины на стенах, все как одна представлявшие собой портреты незнакомых Васе людей, едва проглядывались под слоем пыли в палец толщиной.