«Дедами» мы называли, ясное дело, старшее поколение. И с ними было сложнее. Если модели на роль сына я мог заплатить двадцатку долларов, то за «деда» я спокойно отваливал агенту пятьсот и более. Прибыль все равно была несоизмеримо больше. Все потому, что «дед» должен был быть в возрасте, быть гомосексуалистом и иметь эрекцию, поскольку чаще всего именно отец был в активной роли по отношению к сыну. «Дедами» становились мужики от сорока лет, которые сначала удивлялись такому самоназванию, но потом и сами посмеивались. Их приходилось гримировать, рисуя морщины. Они отращивали солидные бороды и подкрашивали их в благородную седину. Дедушки у меня были самые разные, и каждый со своими «тараканами».
Был, например, Вова, по прозвищу Красный. Он был помешан на загаре. Вова загорал везде и всегда. Он загорал в солярии, загорал на пляжах, крышах и просто в общественных местах. Загорал при плюс двадцати пяти, и при плюс двух градусах по Цельсию. Казалось бы, у него должен быть идеальный загар, но его не было. Вова был неизменно красного цвета, какими бывают зрелые кубанские помидоры. Солнечные ванны явно не шли ему впрок.
К тому же Вова стал геем в тридцать шесть лет, будучи женатым и имея тринадцатилетнюю дочь. С женой у него сохранились отличные отношения, и она частенько звонила ему на съемки, заботливо интересуясь самочувствием и напоминая о пользе «презервативчиков».
Еще был дед по прозвищу Петр. Он не был геем, но у него была жена-красавица и дети, которых нужно было кормить. Петр был личностью творческой, питавшей отвращение к тривиальной трудовой деятельности, поэтому у него было две работы — днем он изображал Петра I на Дворцовой площади, снимаясь на фото с туристами, а ночью стоял в пассиве на моей съемочной площадке, с различных ракурсов запечатлевая гордый символ революционного самодержавия сношаемым в зад. Клиенты, выбирая по каталогу, так и говорили: «Петр Первый подойдет».
Впрочем, давайте об отдельных личностях чуть подробней.
Дед Костя снимался у меня на протяжении всего инцест-периода. Ему было за шестьдесят лет, он обладал очень породистой офицерской походкой, манерами, великолепным телосложением, красивым русским языком и вообще полным дворянским набором. Он был бальным танцором, в прошлом — неоднократным чемпионом СССР, а в настоящем — преподавателем и владельцем школы бальных танцев.
Он тщательно следил за собой и своим здоровьем, в результате чего у него был великолепный стояк и тонус в целом. Он жил с двумя молодыми парнями, которых умудрялся удовлетворять, после чего еще и приезжал на съемки, не уставая. То есть, конечно, он мог устать мальчике на пятом. Но небольшой перерыв снова возвращал его в строй.
Особенно хорошо у него вставало, когда ему давали пососать. Сосал он очень размеренно, спокойно, тихо и без причмокиваний. Когда он сосал, можно было уснуть как тому, у кого он сосал, так и всем остальным, за этим наблюдавшим. Абсолютно асексуальное зрелище.
Из-за своих физических возможностей и ответственного подхода Костя был настолько «козырным» дедом, что больше десяти процентов всего инцест материала я отснял с его участием.
Мишу ко мне привел один из его любовников, снимавшийся у меня эпизодически. Миша — совершенно классический мент, плешивый, с густыми усами и внешностью совхозного механизатора. Он видел жизнь во все места, «заливал за воротник» и был изрядно покрыт шрамами. К тому же он действительно был раньше следователем, а ныне преподавал в академии МВД. Все «ментовские» сюжеты с ним в главной роли были очень органичны и пользовались успехом у публики.
Еще Миша был классическим неудачником. С ним постоянно случались неприятности — то лицо себе по пьянке разобьет, то по голове ему дадут у банкомата. Все это, однако, делало его стоиком.
Работать с Мишей было не просто, хотя когда он был трезв, он был очень обязателен. Однажды он прибыл на съемки после очередного запоя, и «встать» не смог. Вколоченная годами номенклатурной службы ответственность повергла Мишу в пучину стыда, так как по телефону я несколько раз уточнил — способен ли Миша к работе, и он это подтвердил. Ему просто нужны были деньги. Съемки были под угрозой, хуй не стоял, и тогда Миша, подобно советским киногероям, рванул ширинку и сказал «ладно, ебите меня!»