Интересно, достаточно ли давно мы знаем друг друга, чтобы он видел во мне Дональда – человека, а не Дональда – белого англосакса и протестанта? Интересно, верно ли его представление обо мне? Из соображений строгой секретности, наверное, стоило бы его спровоцировать, заставить воплотить свою угрозу и съехать. Прожить так долго бок о бок с одним человеком – именно это Полковник и назвал бы эрозийным эффектом общения. Забавно, что это слово так застряло у меня в памяти… И все же, без сомнения, за мной присматривают. Когда сочтут, что я поставил под угрозу мое прикрытие, мне скажут.
Что, если я взял бы и честно сказал Норману: «Я не праздный разгильдяй, паразитирующий на унаследованном состоянии и выдающий себя за бедного родственника синтезаторов, поскольку творческого таланта у меня нет. Я – шпион…»?
Было бы глупо.
Интересно, будут ли у меня снова кошмары? Например, завтра в самолете бог знает куда. Ну да, конечно, поначалу постоянно снилось, что позвонят среди ночи, но теперь-то маловероятно, что меня вообще призовут из запаса. Десять лет прошло, я адаптировался, и пусть иногда у меня депрессии, нынешнее положение вещей меня устраивает. Я предпочел бы не приноравливаться к кому-то еще, как приноровился к Норману. Раньше я воображал, будто могу прожить без друзей, ведь если речь идет о близких людях, слишком жестоко день изо дня лгать. По крайней мере, с Норманом у меня есть оправдание, что я не говорю ему правду, так как уже слишком поздно: мы слишком давно живем вместе, у нас за спиной слишком много общего. Если придется так сблизиться с кем-то еще, сомневаюсь, что смогу притворяться.
Господи, надеюсь, послав Джин Фоуден меня завербовать, они ошиблись в прогнозе своих потребностей в агентах!
Все кругом валится в тартарары. Кто-то палкой замешал мне мысли. Можно подумать, я под действием мозголома, а ведь всего-то дую травку. Нужно поскорей за что-то зацепиться, иначе развалюсь на части.
Я никогда не говорил открыто, не разговаривал по-настоящему с чуваком в соседнем кресле. Интересно, а я вообще способен на это? Ведь если способен, то значит, что сегодня со мной и правда что-то стряслось, и это что-то вовсе не было случайным шоком.
Но я не могу начать на пустом месте. Надо бы найти какой-то обходной путь.
Разумеется, нет ничего проще, как выяснить, что он обо мне думает, взять и спросить?
– Дональд?
– Норман?
Они оба несколько неловко рассмеялись.
– Что ты хотел сказать?
– Нет, нет, ты первый.
– Ладно, я первый. Дональд, что ты можешь сказать о Бенинии? Хотелось бы освежить память.
Контекст (5)
Большие угодья
«За полвека с начала первых дебатов мы – отнюдь не безболезненно – сумели переварить дарвиновскую теорию эволюции в том, что касается физических характеристик. (Я говорю «мы», но если вы – не вылезающий из Библии фанатик, то сейчас, наверное, возьмете книгу за уголок и, держа на расстоянии вытянутой руки, церемониально отправите ее туда, куда складываете все самые разумные идеи наряду со всем прочим, чье существование вы никак не соизволите признать, а именно в мусор.)
Мы так и не усвоили ту простую истину, что эволюция приложима и к умственной деятельности, и из того, что собака есть собака, дельфин есть дельфин, следует, что они обладают сознанием, представляют себе, кто они есть, и это сознание и понимание, разумеется, отличается от нашего, но не обязательно хуже его или ниже. Разве яблоко хуже апельсина?
Впрочем, я пытаюсь рассказать о том, что творится с вами, а не с вашим невротичным пуделем Креп-Сюзетт. Хорошего психолога-ветеринара, вероятно, можно найти, позвонив в справочную. Вы не поверили бы ему, начни он рассказывать, сколько у вас общего с вашим питомцем, и вероятнее всего не поверите сейчас мне. А вот если я достаточно вас раздразню, вы, возможно, хотя бы попытаетесь придумать аргументы, чтобы доказать, что я не прав.
По существу: у вас с Креп-Сюзетт две общие черты. Вы – стайное животное, и собака тоже. Вы защищаете свою территорию, и собака тоже. (Тот факт, что свои угодья мы размечаем стенами, а не мочой, особого значения не имеет.)
Сказки про Благородного Дикаря, отгоняющего волков от входа в пещеру, вооружившегося дубиной, чтобы встать один против всех, пока его самка и чада испуганно жмутся на заднем плане, сплошь дерьмо китовое. Когда мы развились настолько, чтобы искать убежища в пещерах, почти наверняка у нас было заведено собираться в стаи, как по сей день делают бабуины, а когда приходит свора бабуинов, все – заметьте, все! – остальные спешат убраться подальше. Сваливают даже львы, а льва не назовешь созданием беззащитным.