– Что? – Норман растерянно тряхнул головой.
– Если смысл моих слов неясен, я скоро к нему вернусь. Как на вас сказалась история о вашем предке?
– В детстве у меня часто болела рука. – Норман показал взглядом на левую кисть. – Говорили, это ревматизм. Но это был не ревматизм. Боли были психосоматические. Мне снились кошмары, в которых одни люди меня держали, а другие отпиливали мне руку. Я просыпался с криком, а мать орала мне из-за стены, чтобы я заткнулся и дал ей поспать.
– Вы не рассказывали ей о кошмарах?
Уставившись себе под ноги, Норман покачал головой.
– Наверное, я боялся, что она станет ругать дедушку и запретит ему со мной про это разговаривать.
– А зачем вам было про это разговаривать? Не важно… вам не обязательно все объяснять. Что такого случилось сегодня, что вытащило на свет ту психологическую травму в шестилетнем возрасте?
– Какая-то Божья дщерь попыталась порубить Салманасара топором. Оттяпала кисть одному нашему технику.
– Понимаю. Ее смогут пришить?
– О да. Но врач сказал, что часть моторных функций, возможно, не восстановится.
– И вы оказались совершенно не готовы к случившемуся?
– Клянусь бородой Пророка, не готов! Откуда мне было знать, что там не очередная гребаная демонстрация с выкрикиванием лозунгов и размахиванием флагами?!
– Почему полиция компании не уладила все до вашего прихода?
– Сплошь бестолочи. Сказали, что не решились стрелять с балкона из страха попасть в Салманасара, а к тому времени, когда они спустились в зал, я с девицей уже справился.
– Итак, вы с ней разобрались. Каким образом?
Норман зажмурился, закрыл лицо руками. Когда он заговорил, его голос был едва слышен сквозь пальцы.
– Я однажды видел утечку жидкого гелия из находившегося под давлением шланга. Это навело меня на мысль. Я вытащил один из шлангов… и полил ей руку. Начисто заморозил. Скристаллизировал. Под весом топора она обломилась.
– Надо полагать, ее теперь назад не пришьешь?
– Борода Пророка, нет! Если ее разморозить, она, наверное, тут же загниет – как замороженное яблоко!
– Вас ожидают серьезные последствия? К примеру, вы предстанете перед судом за то, что изувечили посетительницу?
– Разумеется нет, – вырвалось у него почти презрительно. – «Джи-Ти» заботится о своих, а учитывая, что девка пыталась сделать с Салманасаром… В этой стране мы всегда больше печемся о праве собственности, чем о правах человека. Кому, как не вам, это знать?
– Ну, если дело не в последствиях, значит, в самом поступке. И какого вы теперь о себе мнения?
Норман уронил руки.
– Вы прошляпили свое призвание, да? – горько сказал он. – Вам надо было бы стать психоаналитиком.
– Мои неврозы нельзя проецировать на других невротиков. Я кое о чем вас спросил, и, если я не слишком ошибаюсь, именно об этом вы и пришли поговорить. Так почему бы нам с этим не закончить?
Дрожащей рукой Норман поднес к губам почти забытый косяк. Теперь он запалил его, затянулся и задержал первую тягу. Полминуты спустя он сказал:
– Что я чувствую? Какого я о себе мнения? Такое чувство, будто меня поимели. Мне стыдно. Я наконец сравнял счет. Я добыл трофей – я добыл руку Белого Человека. И как же я пришел к тому, что смог ее отрубить? Следуя правилам жизни, установленным Белым Человеком. А они ни к черту не годятся. Потому что какой прок от этой руки моему древнему предку? Он же мертв!
Он снова пыхнул и на сей раз задерживал дым целую минуту.
– Да, пожалуй, мертв, – после недолгого размышления согласился Элиу. – Вернемся к сегодняшнему дню. Как, по-вашему, его следует оплакивать сегодня?
Норман помотал головой.
– Вот и хорошо. – Элиу вернулся к прежней позе: локти на подлокотниках, кончики пальцев сведены. – Пару минут назад я упомянул кое о чем, что показалось вам ни к чему не привязанным – о том факте, что сегодня люди не называют друг друга «ублюдок», что значит «незаконнорожденный». Это показательно. Родился ты в браке или вне оного, уже не имеет значения, так же было и для нас в дни рабства, когда наши прабабки и прадеды не женились – они просто размножались. Слово, которое употребляют сейчас в качестве оскорбления, по всей вероятности, означает «больной гемофилией». Это отражает озабоченность нашего общества: рожать детей, имея подобный пагубный ген, сегодня считается отвратительным и асоциальным поступком. Вы понимаете, к чему я?
– Мир меняется, – сказал Норман.
– Вот именно. Вам уже не шесть лет. Хозяин не может сделать со своими подчиненными то, что давным-давно сделал Белый Человек с вашим трижды прадедом. Но стал ли мир из-за этих банальностей раем?