А сколько этот мудрейший человек послал из своего VI века до н.э. в нашу безумную современность подлинных жемчужин мысли, которые, конечно же, выглядят не иначе как бисер перед хрюкающим стадом…
«Не будь членом ученого общества: самые мудрые, когда они. составляют общество, делаются простолюдинами».
Ученый совет. Академия наук. Творческий союз…
«Не возвещай истину в местах общенародных: народ употребит оную во зло».
Причем с радостью.
«Мудрый! Обязан будучи жить среди простого народа, будь подобен маслу, плавающему поверх воды, но не смешивающемуся с нею».
И дело тут вовсе не в презрении, а в том, что соленое море отнюдь не станет слаще оттого, что в нем растворят бочку меда.
«Если можешь быть орлом, не стремись стать первым среди галок».
Да, каждому свое…
«Знание и мудрость — ни одно и то же».
Сколько безмозглых дураков зачастую решают наши судьбы лишь на том основании, что у них имеются университетские дипломы!
«Природа едина, и ничего нет ей равного: мать и дочь себя самой, она есть Божество богов. Рассматривай только ее, Природу, а прочее оставь простолюдинам».
«Гражданин без собственности не имеет отечества».
За пренебрежение этой не нуждающейся в доказательствах истиной человечество заплатило многими ужасами XX столетия.
А вот этот бесценный шедевр следовало бы вытатуировать на правом запястье каждого, кто берет на себя смелость участвовать в сочинениях законов, по которым должны жить миллионы ни в чем не провинившихся перед ним людей:
«Законодатель! Не пиши законов торговле: она не терпит оных, подобно океану, носящему корабли ее».
А они в основном только этим и занимаются…
«Они» ведь во все времена одинаковы, так что Пифагор, как и следовало ожидать, был зачислен во враги общества. А тут еще случился инцидент с неким Килоном, богатым наглецом, уверенным в своих неограниченных возможностях (чем-то живо напоминающем наших «крутых»). Этот Килон пришел к Пифагору с требованием дать ему несколько платных уроков мудрости. Пифагор лишь пожал плечами и указал ему на дверь. Такие люди, понятное дело, подобного не прощают.
Килон решил ответить на оскорбление, выражаясь по-нынешнему, «конкретно».
Когда Пифагор проводил занятия со своими учениками, Килон и его «братки» завалили камнями входную дверь и подожгли дом с четырех сторон. Только двое ушли живыми из пылающего дома: Пифагор и его юный ученик.
Философ тайно поселился в Метапонте, но и там его настигла рука убийцы.
Что ж, обычная история, вернее, История.
А после Пифагора осталась еще теорема, носящая его имя.
«В прямоугольном треугольнике, где катеты равны 3 и 4, квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов».
Потомки Килона при всем старании не могут доказать эту теорему, сколько бы их родители ни носили подарков директорам школ.
КСТАТИ:
«Не стремись к великому знанию: из всех знаний нравственная наука, может быть, самая нужная, но ей не обучаются».
Пифагор
Нравственной наукой блистательно владели и философ Эпихарм, тот, который заметил, что «боги продают все блага нам лишь только за труды», и Парменид, и Клеобул, и, наконец, Гераклит, завершающий архаический период истории Древней Греции.
Этот философ часто плакал на городской площади, объясняя это тем, что не может без слез воспринимать ничтожество окружающих его людей. Такие речи, естественно, не приводили в восторг этих самых окружающих, но они вынуждены были проглатывать обиду, учитывая высокое общественное положение Гераклита (он был царского роду).
А отчего он плакал? Дело здесь вовсе не в чрезмерной чувствительности человека, подарившего миру одну из самых трезвых, холодных и при этом самых знаменитых из всех когда-либо произносимых фраз:
«Все течет, все меняется».
Плакал он потому, что не мог спокойно лицезреть торжество массового убожества мысли, самодовольного и агрессивного убожества, так что никакое философское самообладание не могло сдержать бурных вспышек его протеста.
Когда жители города Эфеса изгнали одного из достойнейших граждан (его звали Гермодор) на том лишь основании, что он выделялся среди них умом и талантом, Гераклит сказал во всеуслышание: «Следовало бы всем взрослым эфесцам удавиться и оставить город подросткам».
Конечно, все течет, все меняется, но только не людские нравы, а что до подростков, то они ведь вырастают, одни — к счастью, но большинство — увы, к сожалению…
КСТАТИ:
«Обманулся Гомер тогда, когда изрек: „Сгинет пусть Рознь из среды богов и людей…“ Ибо не понял он, что молится о том, чтобы все исчезло».
Гераклит
Хорошо понимая, тем не менее, чем чревата Рознь, он сказал как-то: «Война — отец всех вещей, отец всего».
Эти слова нашли свое безусловное подтверждение в самом ближайшем времени…
Следующий, так называемый классический период истории Греции (V — последняя треть IV вв. до н.э.), начался с персидского нашествия. Царь Дарий I вознамерился присоединить Элладу к своим владениям. Ни больше ни меньше.
В 490 году до н.э. войско персов переправилось на кораблях через Эгейское море и высадилось в Аттике. На Марафонской равнине, расположенной в 42 километрах от Афин, состоялось грандиозное Марафонское сражение, в ходе которого афинское войско разгромило превосходящие силы противника, который спешно ретировался восвояси.
Один из участников этой битвы, желая поскорее принести афинянам радостную весть о победе, пробежал 42 километра от Марафона от Афин. Вбежав в город, он проговорил: «Радуйтесь, афиняне, победа!»
И умер.
В память об этом событии были учреждены соревнования в марафонском беге на 42 километра 195 метров.
А через десять лет, в 480 году до н.э. огромное войско персов под командованием царя Ксеркса, преемника Дария I, вторглось в Северную Грецию и двинулось на юг.
И вот тогда, согласно старой историографической традиции, персидский блицкриг натолкнулся на неожиданно серьезное препятствие, называемое «Фермопилы».
Небольшой греческий отряд под командованием спартанского царя Леонида занимает Фермопильское ущелье и преграждает персам путь в Среднюю Грецию. Далее историки (в частности Геродот) сообщают о том, что Ксеркс направил к Леониду парламентеров с требованием сложить оружие и отдать его персам. Леонид ответил: «Приди и возьми». Тогда один из парламентеров заметил: «Наши стрелы закроют от вас солнце», на что спартанец отреагировал такой фразой: «Что ж, будем сражаться в тени».
Два дня персы безуспешно атаковали греков, пока следующей ночью предатель-грек не указал персам обходной путь через горы. Царь Леонид приказал отступить всему своему отряду, исключая спартанцев. Он и триста его соотечественников пали смертью храбрых в неравном бою, задержав наступление персов и тем самым дав возможность греческому войску отступить с возможно меньшими потерями.
Эта битва, подобно Марафонской, представлена историками как отчаянная борьба горстки героев-греков против неисчислимых полчищ свирепых варваров. Геродот даже приводит точную численность персов — 5 383 220 человек. Многие историки преподносят эту цифру как данность, однако она весьма спорна, и прежде всего потому, что такое войско практически не могло разместиться на поле битвы между греками и персами.