Выбрать главу

Рис. 5. Баратеро требует свою долю выигрыша. Гюстав Доре, 1865 г.

Рис. 6. Тюремный баратеро. Manual del baratero, Мадрид, 1849 г.

Изображение тюремного баратеро мы также можем увидеть на одной из иллюстраций к пособию по владению навахой. Это были суровые и безжалостные люди, без раздумий пускавшие в ход нож. Самые опасными в Андалусии считались баратеро Севильи и Малаги. Шарль Давилье писал, что так как наваха, кинжал и нож использовались в Испании повсеместно, то в некоторых городах заботливо сохраняются «полезные традиции». Хотя и Кордова, и Севилья могли похвастаться широко известными мастерами фехтования, но нигде искусство владения навахой не было развито так, как в Малаге. Немногие испанские города демонстрировали такую тягу к убийствам. «Delitos del sangre» — кровавые преступления случались там регулярно. Почему происходили эти уже ставшие привычными убийства? Было ли это от безделья, от любви к игре или же из-за халатности полиции? Как пелось в популярной малагской песне тех лет, «Еп Malaga los serenos Dicen que no beben vino; Y con el vino que beben Puede moler un molino!» («Малагские полицейские говорят, что они не пьют вина. Но и того, что они выпивают, достаточно, чтобы завертелись мельничные жернова»).

А может быть, это было влияние знойного солано — обжигающего африканского ветра, пронизывающего, как неаполитанский сирокко, приносящий жар песков Сахары[29]. Подобную картину увидел в Малаге и Василий Боткин: «Жители Малаги вообще веселый, удалой народ, мало имеют потребностей и в неделю работают только несколько дней, чтоб на выработанные деньги погулять в воскресенье. Огненное вино, дешевизна жизненных припасов, мягкость климата и в особенности удивительная красота и грация здешних женщин сильно развивают страсти, и здесь беспрестанно слышишь о punaladas (ударах ножа) и убийствах, но причиною их не воровство, а ссора, мщение или ревность»[30].

Где бы картёжник ни находился — в Севилье, Малаге или Толедо, — и за какой высокой стеной ни прятался, он нигде не мог чувствовать себя в безопасности и постоянно ощущал всевидящий взгляд. Баратеро были вездесущи — они собирали дань в квартале Макарена в самом центре Севильи, и занимались своим мрачным ремеслом в отдалённых пригородах. Как писал в стихотворении «Баратеро» известный испанский поэт XIX века Мануэль Бретон де лос Эррерос:

Рис. 7. Баратеро. Мадрид 1843 г.

«Al que me grunaa le mato, Que yo compre la baraja. Esta oste? Ya desnude mi navaja: Largue el coscon y el novate Su parne, Porque yo cobro el barato. En las chapas y en el cane. Eico trujan y buen trago - Tengo una vida de obispo! Esta oste? Mi voluntad satisfago Y a costa ajena machispo, Y porque? Porque yo cobro y no pago En las chapas y en el cane».
«Тот, кто ропщет, гибнет от удара, ведь я купил колоду карт — вы не знали этого? Я уже раскрыл наваху — смывайтесь, хитрецы и новички! Я именно тот, кто забирает выигрыш — и купюры, и монеты! Крепкий табак и старое вино — я живу как епископ! Вы этого не знали? Все выполняют мои прихоти, и мне это ничего не стоит. А всё почему?! Да потому, что я всегда всё записываю на счёт и никогда не плачу — ни купюрами, ни монетами!»[31], (перевод авт.).

Иногда за настоящих баратеро принимали типов, известных как «та-ton» — задира, «matachín» — забияка, «valentón» — хулиган или «perdonavidas» — бахвал, смелых только с робкими, иногда пытавшихся ввести компанию игроков в заблуждение искусно созданным образом баратеро. Но встретив даже минимальный отпор, они теряли уверенность и бросались наутёк. Нередко баратеро путали и с так называемыми «чарранес», городскими маргиналами, которых сейчас назвали бы шпаной. Как сказал о них Давилье в «Путешествии по Испании»: «Это не парижский жамен, не «пале вою», не неаполитанский лаццароне и не даже смесь из всех трёх. Они, можно сказать, трудятся, торгуя на улицах сардинами или анчоусами или предлагая услуги носильщиков домохозяйкам, нуждающимся в помощи при доставке купленных продуктов домой» [32].

Ещё одной категорией городских маргиналов, не расстававшихся с верной навахой, были легендарные махо — щеголеватые жители мадридских трущоб, увековеченные Гойей и столь любимые за их красочный антураж костумбристами. Так как они оставили наиболее заметный след в испанской истории, и в том числе в культуре ножевых дуэлей, остановимся на них подробней. Движение, известное как махизм, зародилось в 1770-х годах как стихийный протест испанских рабочих и ремесленников в ответ на непопулярные профранцузские реформы правительства, а сторонники этого движения стали именоваться махо, и махами. Махо образовали костяк оппозиции традиционалистов, выступавших против приверженцев и поклонников французской культуры, так называемых «afrancesados».

вернуться

29

Davillier, Charles. Le tour du monde: nouveau journal des voyages, De M. Edouard Charton., Premier Semestre (1865), p. 376.

вернуться

30

Боткин В. П. Современник № XI, ноябрь. Письма об Испании. - Спб.: В типографии Эдуарда Праца, 1849. - С. 4.

вернуться

31

Herreros, Manuel Breton de los. Obras de Don Manuel Breton de los Herreros, de la Real Academia Espanola, Madrid (1851), p. 346.

вернуться

32

Ibid., pp. 380-381.