В начале октября 1669 г. Разин вернулся на Дон. Он выбрал место между станицами Кагальницкой и Ведерниковской, на острове, где устроил обнесенный земляным валом городок Кагальник. Со всех сторон стекались к нему голутвенные казаки, беглые и гуляющие люди. К маю 1670 г. в нем уже было 4—
5 тыс. человек. Фактически на Дону установилось двоевластие. В Черкасске — атаман Корнило Яковлев, в Кагальнике — Степан Разин.
Все попытки разведать, что на этот раз готовит Стенька, ни к чему не привели. Царицынский воевода доносил в Москву: «...и приказывает Стенька своим казакам беспрестанно, чтоб они были готовы, и какая у него мысль, про то и казаки немного сведают, и ни которыми мерами у них, воровских казаков, мысли доведаться немочно».
Но к весне стало известно, что Разин решил: чИтить мне Волгою з казаками с бояры повидатца!»
С. М. Соловьев так реконструирует возможную логику этого решения идти уже не против персов, а против царских воевод: «Что ему было делать с своею силою? Она исчезнет без употребления, исчезнет и значение Разина, его атаманство. Но куда употребить силу? К Азову турки не пустят; опять пробиться на Каспийское — можно, но как возвращаться? В другой раз уже не обмануть государство! И вот Стенька опрокидывается на государство: где же средства для борьбы? Поднять всех голутвенных против бояр и воевод, поднять крестьян и холопов против господ. Васька Ус уже указал дорогу*. В то же время, как пишет современный историк: -«Разин и сейчас и в будущем старается показать всем, что он послушен царю, чтит его; выступает же против бояр, причем не всех, а только -«плохих», «изменников», тех, кто чинит насилия, угнетает простых людей».
К тому же удачный морской поход на Яик и к берегам Ирана резко повысил авторитет Разина среди населения Дона и Поволжья. Беглые крестьяне и холопы, гулящие люди, угнетенные народы Поволжья только и ждали сигнала для того, чтобы поднять открытое восстание против своих угнетателей. Неудивительно появление весной 1670 г. Разина на Волге с 5-тысячным казацким войском. Астрахань открыла ему ворота; стрельцы и посадские люди всюду переходили на сторону казаков. На этом этапе движение Разина переросло рамки похода 1667—1669 гг. и вылилось в мощную крестьянскую войну.
Разин с основными силами пошел вверх по Волге.
Уже в мае 1670 г. разинцы осадили Царицын. Жители подняли восстание и открыли ворота. Воевода Т. Тургенев (сменивший А. Унковского) заперся с племянником, слугами и горсткой стрельцов в башне. «В городе начались пиры, попойки с казаками, сам Разин приехал в город и угостился допьяна. В этом виде он повел казаков на приступ к башне и взял ее после долгого боя. Несчастный Тургенев достался живым казакам, и на другой день они угостили себя приятным зрелищем: привели Тургенева на
веревке к реке, прокололи копьем и утопили». (С. М. Соловьев).
Под Царицыном войско Разина выросло до 10 тыс. человек. Вскоре стало известно, что на помощь Царицыну выслан стрелецкий отряд И. Лопатина в 1000 человек из Москвы, а из Астрахани движется 5-тысячное войско С. Львова. Сначала Разин внезапно атаковал и разбил отряд Лопатина, а затем покончил и с отрядом Львова, большая часть которого перешла на сторону казаков. Если Лопатин был убит, то за Львова ходатайствовал, сам Разин. Дело в том, что по возвращении Разина из персидского похода князь Семен Иванович был щедр на угощение атамана и даже подарил ему икону Божией Матери, став, по русскому обычаю, его названым отцом.
После Царицына Разин хотел идти в верхние государевы города, но, получив весть о том, что «свои» с нетерпением ждут его в Астрахани, двинулся туда. Астраханский воевода Прозоровский, как мог, укрепил город с помощью немца Бутлера, капитана первого русского корабля «Орел», стоявшего на Волге, и полковника-англичанина Фомы Бойля, но на стрельцов особо рассчитывать не приходилось. К тому же были и зловещие знамения. 13 июня караульные стрельцы видели, как над Астраханью «отворилось нёбо и на город посыпались печные искры». Об этом рассказали митрополиту Астраханскому Иосифу. Он заплакал и, вернувшись от заутрени в келью, сказал: «Излиялся с небеси фиал гнева Божия». Коренной астраханец, владыка не ждал ничего хорошего от казаков, он помнил, как в Смутное время они бесчестили тогдашнего архиеписопа Феодосия. Митрополит и сам носил след того времени: голова его постоянно тряслась от удара, нанесенного ему, тот да 8-летнему мальчику, казаками Заруцкого.